Путь к океану (сборник)

– Ну, слава богу, ваше сиятельство, – оказал Ер­маков, – а то мы тут думали: забыли нас вовсе...

– Не забыли, – тускло улыбнулся князь, которо­му все время было сильно не по себе.

– Дозвольте обратиться, ваше сиятельство, – сказал вдруг Петров, внимательно глядевший на фрегат, стоявший на якоре в полуверсте от берега.

– Говори, – отвечал ему князь.

– Ведь это, сударь, будто не «Винд-Хунд». «Винд-Хунд» я хорошо знаю.

– Это новый «Винд-Хунд», – резко оказал Штро­ле. – Тот в прошлом году затонул подле Наргена.

Ермаков пристально посмотрел на судно, потом на Штроле, но ничего не оказал.

Трубач между тем подошел к четырем фрегатским матросам, стоявшим отдельной кучкой.

– Здорово, братцы! – весело сказал трубач. – Ну, как там у нас в Кронштадте – все на месте?

– Нитшего, нитшего, – торопливо отвечал один из фрегатских. Остальные молчали, напряженно улы­баясь.

Трубач недоуменно обвел их взглядом.

– Да вы что, братцы, не русские, что ли? – спро­сил он.

– Чухна, чухна мы, – закивал головой тот, что говорил «нитшего».

– Ну, коли разговор у нас не получается, давайте закурим, – решил трубач. – Угощайте, ребята. С та­бачком у нас плохо.

– А? – недоуменно спросил «чухна», но тут же сообразил, в чем дело. – Табачка, табачка, – и с го­товностью полез в карман за кисетом.

Заметив этот жест, Маметкул, Нефедов и Петров тоже подошли к фрегатским.

– Мамет, дело сумнительное, – шепнул Урасову трубач. – Матросы не русские...

– И фрегат не «Винд-Хунд», – шепотом же отве­чал Урасов. – Скажи Ермакову!

– Есть!

Штроле вдруг достал из-за пояса пистолет и, под­няв руку, выстрелил в воздух. Русские матросы, схватясь за заступы, сдвинулись в кучку.

– Это что же, ваше благородие? – строго спро­сил Ермаков.

– Сигнал на фрегат, чтобы посылали шлюпки с людьми на берег, – объяснил Штроле, пряча за пояс дымящийся пистолет.

Действительно, стоявший на юте фрегата человек тоже поднял руку, белый дымок пыхнул над его писто­летом и растаял в воздухе. Через несколько секунд долетел до берега звук выстрела. Фрегат ожил, по палубе забегали матросы, заскрипели тали, и шлюп­ки, повиснув над бортами, стали опускаться на воду.

– Ну, ребята, – обратился к матросам князь, – поезжайте-ка на фрегат, к своим. Вас там угостят на славу. А ты, Ермаков, пойдешь с нами, показывай, где что.

– Да, да, надо спешить, – подтвердил Штроле. – Стоянка здесь плохая, а погоде верить нельзя.

– Не обессудьте, ваше сиятельство, – выступил вперед Маметкул. – Мы на радостях прибежали с работы в затрапезной одежонке. На фрегат нам так ехать совестно. Дозвольте сбегать в кубрик одеться по форме.

– Глупости! – сказал Штроле. – Не велика беда, езжайте так.

– Совестно, ваше благородие, мы порядок все вре­мя соблюдали. Неохота напоследок перед людьми сра­миться, – поддержал Урасова Ермаков.

– Ну, черт с вами, одевайтесь, только пулей! – решил Штроле.

– Есть! – отвечали матросы и почти бегом, обго­няя князя и Штроле, все шестеро устремились к ре­дуту.

Штроле по-шведски приказал четырем своим мат­росам следовать за собою.

– Ты смотри, что они тут наделали, – сказал Штроле, подходя к валу с бруствером и тремя амбра­зурами для легких пушек с бригантины. – Если бы они тут вздумали засесть и обороняться, то отсюда их без артиллерии и не выковырнешь!.. И ров перед валом!

– Этого ничего не было, когда мы уезжали, – сказал князь.

Вал прикрывал доступ на площадку, где стояли навесы и амбар с имуществом «Принцессы Анны». Через ров, глубиною в полторы сажени и шириной в сажень, был переброшен легкий мосток.

Ермаков в фризовом бостроге[112], с короткой саблей на портупее, в вязаной матросской шапке, стоя у мост­ка, уже поджидал офицеров. Он отдал им честь и по­мог взобраться на вал по крутому деревянному трапу. На валу уже стоял в строю и при полном параде с мушкетами на плечо весь гарнизон «редута».

– Ты смотри пожалуйста, – сказал князь, – ка­кой они тут порядок поддерживают.

Обернувшись к Ермакову, князь заметил странную в нем перемену. Смуглое лицо матроса было бледно до зеленоватости, челюсти крепко сжаты, и мускулы на правой щеке нервно вздрагивали. Он шагнул впе­ред, вытянулся и сказал хрипло, но твердо:

– Ваше сиятельство, команда думает так: мы вам пушки отдать не могем. Пусть с фрегата, окромя гос­подина Штроле, придут русские офицеры и хоть чело­век двадцать матросов русских. Мы сумлеваемся, ва­ше сиятельство, не в обиду вам будет сказано...

– Ах ты, сукин сын! – закричал князь. – Сдох­нешь под кошками за свою продерзость!

Ермаков еще выше поднял голову, и мускулы на его щеке задрожали еще сильнее. Никогда в жизни не приходилось ему спорить с офицерами.

– Мы сумлеваемся, ваше сиятельство, – упрямо повторил он.

Штроле с яростным видом огляделся. Он увидел, что к берегу одна за другой подходят три шлюпки, пе­реполненные фрегатекими матросами. С досадою вспомнил он, что пистолет свой уже разрядил. Он вы­хватил из-за пояса князя его пистолет и выстрелил в Ермакова, крикнув своим матросам:

– В ножи их, ребята! – и сам схватился за шпа­гу, но ему не удалось вырвать ее из ножен. Маметкул кошкой прыгнул вперед, обернул мушкет прикладом и ударом в плечо свалил контрабандиста на землю ря­дом с обливающимся кровью Ермаковым. Князь с не­вероятной при его тучности быстротой метнулся к трапу, скатился на мостик и пустился улепетывать вниз по зеленому склону к берегу, где на песок уже выса­живались матросы с «Реизенде Тобиаса».

Четыре шведских матроса, сгрудившись в кучку, с длинными матросскими ножами в руках, медленно пя­тились к трапу под наведенными на них дулами муш­кетов, свирепо бранясь. Когда они были у самого тра­па, Нефедов, Петров и остальные бросились к ним, прикладами сбросили их в ров и мгновенно втащили на вал трап и мостик. Маметкул подбежал к Ермакову, который поднимался, пошатываясь и прикрывая ладонью рану в боку.

– Ребята, пушки картечью заряжайте и стреляй­те... Первый раз над головами... А коли не остановят­ся, лупи прямо по колонне, – сказал он слабым голо­сом. – Трубач, труби атаку, для страху им...

– Жив, Иваныч? Куда ранило тебя? – тревожно и ласково спрашивал Маметкул, бережно поддержи­вая Ермакова.

– Рана... легкая... Командуй, Маметкул. Не те­ряй время. Я сам управлюсь... Гадюку эту свяжите, – отрывисто проговорил Ермаков.

Но «гадюка» Штроле, лежавший неподвижно, как упал лицом вниз, вдруг вскочил на ноги, взбежал на бруствер и, пробежав до угла, невероятным прыжком, прямо с вала перемахнув через ров, кувырнулся на от­косе, вскочил, прихрамывая, отбежал шагов на два­дцать и, погрозив русским морякам обнаженной шпа­гой, не спеша пошел к своим матросам, которые дви­гались вверх по склону двумя густыми цепями с ружьями наперевес.

– Какая живучая сволочь! – сказал Маметкул. – Ведь я ему не иначе как плечо сломал, а он прыгает, как блоха. Смотри пожалуйста...

Но времени терять было нельзя – около пятидеся­ти человек отчаянного сброда с «Реизенде Тобиаса» шли в атаку на редут «Принцессы Анны».

Ермаков заранее продумал оборону редута. На случай нападения подавляющего количества неприя­теля он обучил свою команду так: Нефедов, канонир, наводил и стрелял по наступающим картечью, начиная с правого угла, а остальные тут же после выстрела пробанивали и заряжали пушку. Когда Нефедов делал выстрел из последнего, третьего орудия, первое уже было заряжено и вновь готово к выстрелу. Полу­чался непрерывный огонь.

Трубач трубил атаку, Нефедов сделал первый выстрел, и картечь, звеня и свистя, пролетела над го­ловами наступающих.

Нефедов навел второе орудие прямо на цепь, но Штроле остановил своих людей и повел их обратно, костя на нескольких языках и бога, и его святых, и князя, и русских вообще. Он решил, что при создав­шихся обстоятельствах пушки обойдутся ему слишком дорого.

– Уходят, ребята! – прокричал трубач.

– Жестковата наша угощения, – сказал, усме­хаясь, Нефедов.