Портартурцы

Контрэскарповая галерея второго форта также была наполовину захвачена японцами. Бетонированных сооружений почти не осталось, и солдаты укрывались под бруствером на валганках. А бруствер каждый день разрушался снарядами. Правда, его ночью восстанавливали. Но что значил наскоро сделанный заслон из мешков? Он спасал от ручных гранат, но не противостоял даже трехдюймовым снарядам.

После ноябрьского штурма на форту не осталось знакомых нам героев: Егорова, Медведева, Головачева, Родионова; все они были тяжело ранены и лежали в госпиталях.

В 4 часа дня 2 декабря японцы натаскали в первый ров мешков, набитых тряпьем и войлоком, и зажгли их. Ветерок был в нашу сторону. Солдаты ворчали:

— Дымокур развели, нехристи…

— Ну и злой же народ эти япошки.

— Маленькие завсегда так… Оскалят зубы, рычат, брызжут слюной…

Едкий дым распространялся все выше и выше и коснулся защитников.

— Ребята, это что-то новое, Угаром нас взять хочет…

— Верно, тряпки чем-то ядовитым обрызганы.

— Надо саперному поручику сказать.

Поручик Берг прибежал после того как наши стрелки отступили на сорок шагов назад. Фельдфебель Корниенко командовал:

— Нагибайся, братцы, нагибайся. А как только изверги подвинутся, выйдут из укрытия, вы их бомбочками и винтовочным огнем.

Японцы несколько раз бросались в атаку, но всякий раз падали, сраженные пулями и бомбочками.

Корниенко разделил людей на группы. Через каждые две-три минуты одна группа сменяла другую.

— Что тут у вас? — спросил Берг.

— Да вот отраву начал пускать.

— Проклятые прачки! — воскликнул поручик.— Держитесь. Сейчас придет поручик Сенкевич, а я сообщу генералу Кондратенко.

Отступив на время, японцы снова начали жечь войлок.

Поручик Сенкевич стал у первых рядов и зорко следил за каждым движением врага. Он держал у рта носовой платок, смоченный водой. Так дышалось легче.

— Ваше благородие, вы почаще на свежий воздух выбегайте, а то, не дай бог, сковырнетесь, — говорили ему солдаты.

— Ничего, братцы. Делайте так, как надумали.

На самом деле, поручик Сенкевич уже чувствовал тошноту, но он экспериментировал. Он решил выяснить: сколько минут может человек дышать через мокрую повязку у рта, помогает ли она и насколько это опасно.

Фельдфебель не понимал упрямства офицера. На всякий случай он шепотом отдал приказание следить за поручиком и, чуть что, вытащить его на свежий воздух. Это распоряжение оказалось кстати. Поручик вдруг схватился за грудь и присел. Стрелок выволок его на двор форта. Лицо Сенкевича стало желтым, у губ пузырилась пена.

— Несите его сейчас же в госпиталь, — распорядился комендант форта Фролов, назначенный вместо Резанова.

По дороге к Артуру носилки с Сенкевичем встретил полковник Рашевский.

— Остановитесь. Кто это? Поручик Сенкевич? Что с ним?

— От японского дыма угорел.

Рашевский подошел к носилкам, развернул полы пальто поручика и понюхал его одежду:

— Гм… Есть и мышьяк… Снимите с него шинель и хорошенько проветрите… Расстегните на несколько минут мундир. — Отдав распоряжение, Рашевский скрылся за поворотом хода сообщения.

Пока санитары проветривали шинель поручика, он очнулся и открыл глаза:

— Что со мной?

— Угорели, ваше благородие.

— Вот как? Ну, это пустяки. Что вы делали с моим пальто?

— По приказанию их высокоблагородия полковника Рашевского дурман выгоняли. Он нам сейчас встретился.

— Значит, все прекрасно. Молодцы. Нет больше дурмана. Безвредная штука. Поворачивай обратно.

И поручик уверенно зашагал по направлению к форту.

Офицеры форта, увидев Сенкевича в добром здоровье, очень обрадовались. Он слыл веселым собеседником, хорошо пел и разумно вел себя в боевой обстановке. В офицерской казарме было приподнятое настроение. По распоряжению Рашевского открыли некоторые бойницы, заложенные мешками, и дым быстро улетучился. Своим окуриванием японцы ничего не добились. С нашей стороны на этот раз потерь не было, но вражеских трупов валялось более двух десятков.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — весело сказал Сенкевич. — Я чертовски ослаб и, кроме того, нелишне смыть следы японского окуривания. Господа, у меня осталась бутылка хорошего коньяку. Давайте выпьем. — Поручик налил стаканы и поднял свой.

На форт упали один за другим два снаряда.

— Прошу, друзья, — не вздрогнув, сказал Сенкевич и пропел:

Офицеры чокнулись.

— За общее благополучие, — сказал комендант форта.

Пообедали супом из конины и рисовой кашей.

Около восьми часов вечера на форт приехал генерал Кондратенко. Его встревожила выходка врага с одуряющим дымом. Он решил созвать совещание сразу же после взволновавшего всех происшествия.

В каземате царил полумрак. В ожидании офицеров генерал присел на кровать около круглого стола; против него на стуле сидел прибывший вслед за ним полковник Рашевский.

Вошел прапорщик Берг. Он только что вылез из минной галереи. Полушубок его был в земле. На голове торчала длинношерстная папаха, всклокоченная и измазанная.

— A-а, прапорщик, здравствуйте, — тихо сказал генерал, протягивая Бергу руку.

— Здравия желаю, ваше превосходительство!

— Т-с-с… — генерал приложил палец ко рту и указал кивком на соседнюю койку.

Комендант форта Фролов лежал на своей койке, укрывшись шубой. Кондратенко, застав его спящим, вел разговор вполголоса.

— Вы совсем как Робинзон Крузо, — засмеялся генерал. Помолчав немного, он сказал: — Так что же, господа, прошу вас, пойдемте в контрэскарповую галерею и осмотрим ее в настоящем положении.

Один за другим офицеры спустились вниз. Благодаря сквознякам, галерея быстро проветривалась от дыма и газов. Стрелки все время поддерживали боевой огонь, чтобы японцы не сосредоточивались около стен. В ответ на это в бетон щелкали японские пули. Неприятель был за стеной шагах в десяти. Слышались шорохи, разговор японских солдат.

Генерал поздоровался со стрелками. Те громко ответили:

— Здравия желаем, ваше превосходительство!

«Что он делает, — думал Берг. — Разве можно в такой близости давать о себе знать?»

Из галереи поднялись наверх. Обошли бруствер. Послушали подземные работы японцев уже под фортом и вернулись в каземат. Прошло несколько минут.

И вдруг на форт упали 280-миллиметровые снаряды. Форт вздрогнул. На столе заплясали бачки с принесенным ужином.

— Ну что ж, пусть постреляют, а мы подождем генерала Горбатовского. Ужинайте, господа, — спокойно сказал Кондратенко.

— Все-таки удивительный этот уголок на форту, только он и уцелел непонятным образом, — заметил Рашевский.

Генерал вызвал зауряд-прапорщика и фельдфебеля. Подавая им георгиевские кресты, он сказал:

— Вот вам за изумительную стойкость и спокойную распорядительность. Поздравляю вас и пью за ваше здоровье… Переживите все невзгоды и вернитесь целехонькими домой.

Ответный выкрик награжденных заглушило треском разорвавшихся снарядов

В каземат вошел сапер и сказал Бергу, что на горжевом мосту разорвался снаряд. Прапорщик, на ходу надевая папаху, выбежал из каземата.

Холодная лунная ночь одела порт-артурские сопки. Воздух был насыщен пороховыми газами. Над головой в разных направлениях пролетали снаряды. Вспышки неприятельских выстрелов освещали краешек неба на горизонте.

Мост оказался полуразрушенным. Но ходить по нему еще можно было. Прапорщику и саперу почудился шум близко падающего снаряда. Они прижались к бетонной стене. Тревога оказалась напрасной. Снаряды упали на Заредутную батарею.

Берг застал генерала в задумчивости.

— Итак, господа, что же нам делать с фортом № 2? Здесь ежедневно гибнет много защитников… — Генерал помолчал. — И все потому, что с падением второго и третьего открытых капониров все мертвые пространства остаются без обстрела…