Портартурцы

— А это идея! — Фок заходил по комнате крупными шагами.

В передней раздался голос Стесселя.

После обеда у генеральши Фок ушел к себе, Стессель, позевывая, приказал адъютанту ознакомиться детально с новой запиской Фока и через час доложить свои соображения о ней.

— Вы устраивайтесь в моем кабинете и работайте, а я вздремну малость, так, на случай ночной тревоги.

— Конечно, конечно, выше высокопревосходительство.

— Что там еще снесла наша старая курица? — Стессель рассмеялся. При адъютанте он всегда высмеивал Фока и его идеи. Он считал себя много выше других генералов и иронией к их предложениям хотел показать, что не нуждается в советчиках. — Надоел он со своими записками. И, как вы знаете, ничего примечательного, — проговорил Стессель, удаляясь в соседнюю комнату.

Адъютант улыбнулся. Он уже не один десяток раз слышал эту реплику, которую Стессель считал весьма остроумной.

— Конечно, конечно. — Адъютант еле сдерживал смех. Он одинаково презирал как Фока, так и Стесселя и в одинаковой мере льстил им. Ему хотелось получить высшую награду. Он считал, что уже заслужил ее. Поездки на огневую линию опасны, а адъютант совершал их почти каждый день. Правда, все проходило благополучно: у него ни одной царапины.

«Зачем для георгиевского креста обязательно нужна рана? — часто думал адъютант. — Геройский поступок или методичное выполнение поручения во время боя есть стимулы для награды. Допустим, я не совершил подвига, но работа и это дьявольское мыкание…»

Адъютант тяжело вздохнул. Поправив свои усики стрелками, он развернул записку и с досадою прошептал:

— На десяти страницах! И когда успевает? Это не только старая, но и чертова курица! Бывать бы ему почаще на фортах, меньше бы философствовал. Не генерал, а фельетонист какой-то, — поморщился адъютант, прочитав первые две строчки записки:

«Осажденную крепость можно сравнить с организмом, пораженным гангреною. Как организм рано или поздно должен погибнуть, так равно и крепость должна пасть».

— Загнул, милый… Те, те, те… Вон он куда косит.

«Доктор и комендант должны этим проникнуться с первого же дня, как только первого позовут к больному, а второму вверят крепость».

— Да, без доктора-психиатра здесь не обойтись. Фок давно в нем нуждается, — прошипел адъютант.

«Это не мешает первому верить в чудо, а второму в изменение к лучшему хода внешних событий. Вера эта для коменданта еще более необходима, чем для доктора, лишь бы она не усыпляла его деятельность с первого момента. Гангрена поражает организм с его конечностей, например, с пальцев ног. Доктор должен своевременно удалить пораженную часть. Задача доктора сводится к тому, чтобы продлить существование организма, а коменданта — отдалить время падения крепости. В этом весь трагизм их положения, особенно последнего».

— Записка становится забавной, — черт возьми! Ее следует прочитать генералу целиком.

6

Дверь в кабинет отворилась, и вошла Вера Алексеевна.

— Чем вы тут восхищаетесь, Дмитрий Ильич?

— Замечательное произведение, ваше высокопревосходительство! — сказал адъютант, вскочив с кресла.

— Сидите! — приказала генеральша. — Занимайтесь. Я вам не буду мешать. Я на минутку. Дайте взглянуть, что он на этот раз написал.

Вера Алексеевна усадила поручика в кресло, а сама, облокотившись на стол, начала читать. Она намеренно приняла такую позу, тем самым интригуя молодого статного адъютанта. Через него генеральша собирала мнения о себе и о муже, различного рода сведения по состоянию крепости. В собранном материале она прекрасно разбиралась. Адъютант и высшие офицеры удивлялись ее метким замечаниям. Вера Алексеевна жила исключительно для себя. Все ее помыслы были направлены к тому, как бы живой выбраться из окружающего ее ада бомбардировки. Она приходила в смертельный ужас при мысли о предстоящей последней атаке японцев, которые не будут разбираться — генеральша это или простая женщина. Зверская резня, которую японцы устроили китайцам, не забывалась и пугала. Вера Алексеевна, прислушиваясь к толкам, взвешивая положение, создавшееся вокруг верков крепости, давно уже пришла к мысли, что Артур нужно сдать. Сделать это должен генерал Стессель. Но чтобы крепко привить ему мысль об этом, генеральше нужны были сообщники. Одним из энергичных она считала адъютанта, веским — Фока и очень нужным для связи с солдатскими массами — Прокопа.

— На самом деле интересные и полезные мысли, — сказала Вера Алексеевна. — Как вы думаете?

Дмитрий Ильич, оторвавшись от чтения, часто посматривал на генеральшу. Ее духи вызвали воспоминания о мягком профиле другой женщины. «У Кати много общего… Вероятно, в молодости Вера Алексеевна сыграла свою роль. Была статной… И сейчас еще… Какая прелестная линия лба… Нос, подбородок тоже прелестны…»

Вопрос генеральши рассеял мечтания адъютанта. Он несколько приподнялся и подался вправо, чтобы взглянуть на развернутую бумагу:

— Конечно, конечно, ваше высокопревосходительство. Недаром же генерала Фока считают умницей. Он дает богатейший анализ событиям и своим проникновенным взглядом видит значительно дальше многих из его врагов.

— Откровенно говоря, я не особенно верила в его прозорливость и находчивость. Но сейчас, бегло просмотрев его записку, мне стали понятными его поступки. Скажите, как вы рассматриваете заявление солдат о их полной готовности защищать крепость до последнего заряда, до последнего человека?

— Иллюзия, ваше высокопревосходительство…

— Постойте, называйте меня просто Верой Алексеевной.

Адъютант прокашлялся:

— Солдаты отвечают стереотипно. Кто их спрашивает о их готовности? Начальство! А разве они ответят начальству так, как думают? Они ответят так, как их научили в казарме.

Вера Алексеевна поднялась со стола и облегченно вздохнула.

«Значит, Прокоп отвечал Фоку не то, что он думал! И при случае он поступит по инстинкту», — подумала она.

— Сегодня, Вера Алексеевна, генерал Горбатовский вдруг выпалил: «Умирать на фортах и не отступать на вторую линию обороны».

— Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, — усмехнулась генеральша. — Как себя держат японцы? Ничего нет нового из их подметных писем?

— Пугают. Кричат: «Куропаткина не ждите, он ведет нас в Москву».

— Скажите какая прыть! Но вот как вы оцениваете положение вещей?

— Кольцо сжимается. Наступает час искупления.

— И скоро?

— Все зависит от солдат. Или на их плечах враг войдет в город, или они стряхнут его обратно в осадные траншеи. Результат будет скоро. Возможно, еще месяц продержимся.

— Что, по-вашему, лучше — капитулировать или отражать?

Адъютант встал с кресла и вытянулся перед генеральшей:

— В капитуляции есть одно очень ценное преимущество. При капитуляции часть войск будет сохранена. Японцы не осилили, не ворвались, и все будут гадать: а ворвались бы они при исключительной стойкости русского солдата или получили бы отпор?

— Замечательно! — воскликнула Вера Алексеевна и направилась к двери. — Занимайтесь. Генерал скоро встанет пить чай. И еще: иностранным корреспондентам вы дали достаточно данных? Ничего не упустили? Мне кажется, они выполнят обещанное: напишут о генерале.

— Все сделано согласно вашим указаниям.

За чаем обсуждали предложения Фока. Адъютант доложил об остроумном подходе автора в первой части его записки:

— Разрешите, ваше высокопревосходительство, прочесть.

— По-вашему, записка заслуживает серьезного внимания? Тогда читайте… Интересное сопоставление — доктор и комендант, то есть начальник укрепленного района, — скороговоркой добавил Стессель.

— Я пропускаю начало. Итак:

«Доктор не должен допускать скоропостижной смерти, равно как и комендант — неожиданного падения крепости по непредвиденной случайности…»

— Приказом № 780 от 18 октября мною на этот счет даны точные указания.

— Совершенно правильно, ваше высокопревосходительство, — сказал адъютант, с неудовольствием покосившись в сторону генерала.