Савмак. Пенталогия (СИ)

  Произнеся традиционное "Хайре!", Делиад, глядя в лицо незнакомцу, доложил, что хилиарх Гиликнид приказал ему и его сотне сопровождать отправляющихся завтра в Скифию послов басилевса. В то время, как толстяк-казначей лишь молча кивнул со своего стула на приветствие юноши, его сосед живо подхватился ему навстречу.

  - Прекрасно! Чудесно! Я очень рад, что во главе нашей охраны будет такой бравый и отважный командир! Ну, молодой человек, давай знакомиться, - приязненно улыбаясь прищуренными тёмными глазками и затерявшимся в густых пушистых зарослях бороды и усов маленьким круглогубым ртом, купец протянул Делиаду пухлую ладонь с сердоликовым перстнем-печаткой на указательном пальце и крупным изумрудом на среднем. - Меня зовут Полимед. Наш обожаемый басилевс удостоил меня высокой чести поклониться и поднести дары от его имени покойному владыке скифов. Ещё одним послом назначен этнарх сатавков Оронтон - он присоединится к нам со своими людьми за Длинной стеной. А возглавит наше посольство твой высокочтимый отец - номарх Лесподий. И вот тебе, гекатонтарх, первое боевое задание: позаботься, пожалуйста, об охране царских даров, - Полимед указал на стоящий у его левой руки ларец, - по дороге отсюда до моего дома.

  - Слушаюсь! Мне привести всю сотню?

  Полимед улыбнулся в бороду.

  - Думаю, десяти воинов пока будет достаточно.

  Развернувшись по-военному на месте, Делиад вышел из кабинета и приказал дожидавшемуся за дверью Ламаху немедля привести из казармы на нижний двор цитадели десяток воинов в полном вооружении. Декеарх бросился выполнять приказ, а Делиад вернулся в кабинет, чтобы отпроситься до завтрашнего утра готовить сотню к походу. Но не успел он открыть рот, как бесшумно проскользнувший следом босоногий дворцовый раб в короткой серой тунике-безрукавке, "украшенный" медным ошейником с чеканной надписью: "Ишпунак раб басилевса Перисада", объявил, что басилевс желает взглянуть на отобранные для скифского царя подарки. Полимед предложил Делиаду подняться вместе с ними в царские покои.

  Тяжело приподнявшись с помощью посоха с насиженного места, казначей Деметрий приказал рабу взять со столика ларец и нести за ним. Полимед с Делиадом замыкали шествие. Преодолев пару лестничных маршей, освещённых через прорезанные на каждом этаже на три стороны бойницы, они оказались перед крепкой дубовой дверью, укреплённой и украшенной тремя искусной ковки виноградными лозами с широкими листьями и гроздьями из позлащённой бронзы, около которой молчаливыми статуями застыли два стража в отполированных как зеркало доспехах, вооружённые короткими копьями, мечами и узкими шестигранными щитами, с длинными бронзовыми трезубцами посредине. Дворцового раба с прижатым к груди драгоценным ларцом, казначея и двух его спутников, спешивших на зов басилевса, они пропустили в царские покои беспрепятственно.

  Войдя в услужливо открытую проскользнувшим вперёд рабом дверь, Деметрий, Полимед и Делиад очутились в небольшом прямоугольном андроне. Яркий полуденный свет, лившийся из двух широких, в отличие от бойниц первого и второго этажей, окон в западной и южной стенах, освещал сложенный из разноцветных мраморных плиток замысловатый геометрический узор на полу, низкий белый потолок с позолоченными лепными карнизами и расписанные морскими пейзажами с участием Посейдона и его свиты стены, с расставленными вдоль них кушетками, креслами, стульями и круглыми столиками-трапезофорами в углах. Покрытая снизу доверху искусной резьбой и позолотой двустворчатая дверь посредине правой от входа стены, вела в гинекей, занимавший всю восточную половину этажа (правда, Перисад V уже два года как жил вдовцом). Точно такая же дверь в противоположной от входа северной стене вела в личные покои басилевса. Туда и направились за рабом-провожатым трое его спутников.

  Крохотный, как почти все дворцовые помещения, кабинет басилевса занимал угловую комнату с двумя широкими окнами (одно открывало вид на север, другое - на запад), закрывавшимися в случае необходимости изнутри деревянными ставнями. Каменный пол покрывал мягкий ворсистый ковёр с узорами тёмных красно-сине-зелёных тонов. Посредине правой от входа стены была дверь в царскую спальню, по одну сторону от неё стояла низкая софа, покрытая полосатой жёлто-чёрной тигровой шкурой, по другую - большой, окованный серебром сундук. Возле окон стояли две пары массивных, похожих на троны, кресел с высокими резными спинками и подлокотниками, разделённые тяжеловесными столиками на отсвечивавших золотом звериных лапах: овальным напротив входа и квадратным слева. Кресла напротив входной двери пустовали, а слева, по бокам уставленного фруктами и напитками мраморного столика, сидели двое.

  Один был высокий, худощавый, благообразный старик с продолговатым, остроносым, в глубоких морщинах лицом, обрамлённым волнами серебристо-седых волос и густой, осанистой белой бородой, ниспадающей широким клином со скул и вытянутого острого подбородка до середины груди, одетый в длиннополый, снежнобелый, с красной канвой хитон.

  Слева от него вальяжно развалился в кресле низкорослый, рыхлый толстяк с большой, облысевшей на темени, шаровидной головой. Низкий, покатый, наморщенный толстыми складками лоб, одутловатое жёлтое лицо, мясистый красноватый нос, тяжёлые синюшные мешки под глазами, большой тонкогубый рот, обрамлённый рыжеватыми усами и редкой, куцей, неряшливой бородёнкой, с первого же взгляда производили отталкивающее впечатление. Однако, именно этот невзрачный 45-летний раскормленный боров с бессмысленно выпученными жёлто-карими глазами, в облегавшем жирное тело коротком, голубом с золотыми пальметтами хитоне и был боспорским басилевсом - пятнадцатым в ряду потомков основателя царственной династии Спартока и пятым, носившим славное на Боспоре имя Перисад. А царственного вида величавый 63-летний старец, державший в руке кипу только что утверждённых басилевсом документов, был не кто иной, как логограф Аполлоний, занявший этот важнейший государственный пост ещё при отце нынешнего государя, и вот уже 18-лет бывший правой рукой и первым помощником его сына в управлении столь крупной по эллинским меркам и, к тому же, многоплемённой державой на самой дальней северо-восточной окраине цивилизованного мира.

  Дожидаясь своего казначея и посла с отобранными для мёртвого царя скифов подарками, басилевс с детской жадностью поедал сладкий виноград, отрывая от грозди и отправляя в чавкающий рот сразу по две-три крупные изумрудные ягоды. На средних пальцах его маленьких белых рук поблескивали два огромных перстня: овальная нежно-зелёная нефритовая камея с рельефом бойцового петуха на левой и красная сердоликовая инталия с трезубцем Посейдона и круговой надписью "басилевс перисад пятый" - на правой. Это была его личная печать, которую он каждое утро без споров и возражений прикладывал ко всем подготовленным для него логографом Аполлонием документам, нуждавшимся в его высоком одобрении. Этим, по сути, и ограничивалось его участие в управлении страной: Аполлоний и другие доверенные сановники старались не слишком утруждать слабого здоровьем басилевса скучными государственными заботами.

  Войдя в кабинет, Деметрий, Полимед и Делиад, приложив ладонь к сердцу, молча поклонились Перисаду, продолжавшему с набитым ртом увлечённо расправляться с общипанной наполовину виноградной гроздью. Тот ответил слабым кивком, а из-под его кресла вдруг раздалось угрожающее рычание и хриплый собачий лай.

   - Тихо, Геракл! - приказал Перисад, торопливо дожевав и проглотив находившиеся во рту виноградины. - На вот, погрызи косточку, - с трудом наклонясь вперёд (мешало выпуклое брюхо), он опустил между тонкими волосатыми голенями длинную гроздь с десятком недоеденных ягод.

  Проследив за его рукой, Делиад ничуть не удивился, увидев под креслом басилевса вместо собаки некое щуплое существо с телом 12-летнего ребёнка, непропорционально большой остроконечной головой и безобразным, сморщенным обезьяньим лицом. То был царский шут, к которому за его "богатырскую" фигуру ещё в детстве намертво прилепилось насмешливое прозвище Геракл, со временем заменившее его настоящее имя, которое, должно быть, он и сам уже давно забыл. Огромные круглые, как блюдца, оттопыренные под прямым углом уши, длинный, узкий и красный, как у аиста, нос, широкий, прямой, будто разрезанный от уха до уха тонкогубый рот и сильно выступающий вперёд, острый, безволосый, как у евнуха, подбородок составляли лицо этого безобразного уродца, будто нарочно созданного природой на потеху нормальным людям. Вывернув тонкую шею, шут ухватил по-собачьи зубами протянутую басилевсом гроздь, положил её себе на ладони, благодарно лизнул щедрого хозяина в волосатую икру и принялся старательно обгладывать одну за другой, словно мясо с кости, оставшиеся на ней крупные сочные ягоды.