Савмак. Пенталогия (СИ)

  Одетый по-дорожному в короткую скифскую кожаную куртку, коричневые кожаные штаны и скифики, возница Дром обходил вокруг стоявшей перед воротами кибитки с арочным верхом, обшитой серыми воловьими шкурами, в который уж раз поправляя упряжь на четвёрке впряженных в неё попарно серых в крупных яблоках, широкогрудых, толстозадых рысаков. Из дверей своих каморок, прилепившихся к стене конюшни возле калитки, за ним наблюдали старый привратник Борей и грудастая повариха Троя, отданная хозяином верному конюху Дрому в сожительницы. Крепко держась с двух сторон за обшитый внизу красно-зелёным цветочным орнаментом подол её коричневой туники, таращили глазёнки на стоявших всего в трёх шагах огромных лошадей босоногие мальчики двух и трёх лет в коротеньких, льняных, вышитых цветами и птицами безрукавках. Но ни Андокиды, ни Аполлодоры, ни их служанок, всегда выходивших проводить хозяина в дорогу, в этот раз во дворе не было.

  Покосившись на выкатившееся на покатую крышу восточного соседа солнечное колесо, Полимед спросил Дрома здесь ли уже соматофилаки.

  - Да уж с самой зари дожидаются за воротами, - буркнул с явным упрёком заспавшемуся хозяину конюх, оглаживая широкой шершавой ладонью гладкий округлый бок правого переднего мерина.

  Оглянувшись на стоявшего у него за спиной в ожидании приказаний Итиса (всего в его доме было трое рабов и три рабыни, не считая малолетних детей Дрома и Трои), Полимед послал его вместе с Дромом за своим дорожным сундуком, а сам, закинув в кибитку посох и шляпу, направился в скрытый за дальним углом конюшни нужник.

  Когда минут через пять он вернулся, вместительный сундук, куда, помимо царского ларца, он ещё с вечера уложил расшитую золотом и серебром парадную одежду и обувь, а также траурную одежду тёмных тонов и многие другие необходимые в дороге вещи, уже стоял в кибитке, надёжно привязанный к деревянным рёбрам правой боковой стенки. Оставив детей под присмотром Борея, Троя принесла с кухни и упрятала в солому под облучком, на котором уже восседал с вожжами в руках её муж, козий бурдюк с разбавленным на три четверти вином и закрытую плетёной крышкой корзинку с едой, и теперь ждала хозяина с кувшином холодной воды и перекинутым через плечо скифским вышитым рушником в шести шагах от входа в нужник - возле огороженной невысоким каменным бортиком дождевой цистерны в северо-восточном углу двора. Наскоро ополоснув и вытерев лицо и руки, Полимед приказал Борею открывать ворота.

  Удержавшись от искушения оглянуться на окна гинекея, Полимед вслед за выкатившейся из ворот кибиткой вышел на улицу, придумывая на ходу оправдание своей задержки. Однако, вместо ожидаемой сотни конных соматофилаков во главе с Делиадом, он увидел всего десяток всадников, теснившихся у стены его дома. Всё тот же вчерашний декеарх с перебитым надвое носом, спокойно восседавший впереди на смирном буланом мерине, в ответ на недоуменный взгляд купца пояснил, что гекатонтарх Делиад с остальными воинами ждёт возле Скифских ворот. Запрыгнув на облучок, Полимед велел Дрому гнать рысью к Скифским воротам.

  Широкая улица, протянувшаяся вдоль северного подножья Пантикапейской горы от агоры до Скифских ворот, была в этот утренний час запружена пешеходами, всадниками, телегами, арбами, кибитками. Одни везли товар на городские рынки или спешили за покупками, другие уже возвращались домой с корзинами свежей снеди, многие вели нагруженных поклажей ослов и мулов, гнали телят, овец, коз, свиней. Четверо соматофилаков с суровым декеархом во главе поехали впереди, грозными окриками раздвигая толпу и освобождая середину улицы для кибитки посла, но, несмотря на все их усилия, разогнаться рысью, как хотелось Полимеду, не удавалось: до самого выезда из города пришлось по большей части тащиться шагом. Другие пятеро воинов, как и положено, сопровождали охраняемую кибитку сзади.

  Вырвавшись наконец из уличной толчеи за городскую стену, Дром, как обычно, остановил кибитку возле священной гермы, торчавшей около ворот из низкого каменного основания на высоту человеческого роста справа от дороги, - эти четырёхгранные каменные столбы, посвящённые покровителю путников Гермесу, стояли возле каждых городских ворот, у начала всех боспорских дорог.

  На противоположной обочине припозднившегося посла терпеливо ждали, выстроившись в колонну по четыре, девяносто соматофилаков во главе с Делиадом. Проплывавшее на юго-востоке над Проливом солнце обстреливало их из-за мерлонов крепостной стены косыми лучами, играя яркими бликами на гладких лоснящихся боках их темномастых коней, полированных поверхностях панцирей, шлемов, щитов, на стальных наконечниках устремлённых в небесную синеву копий.

  Не заметив на миловидном, как у девушки, лице подъехавшего к передку кибитки гекатонтарха ни тени недовольства, Полимед ответил на его приветствие дружеским помахиванием руки и широкой улыбкой. Делиад пояснил, что решил не сбивать копыта коней на городских улицах, а подождать его здесь.

  (Примечание: Подковы, равно как и стремена, в описываемую эпоху ещё не были изобретены.)

  - Что ж, весьма разумно, - похвалил облечённый в высокий ранг царского посла купец сообразительного юношу, не посчитавшего нужным упомянуть, что поступил он так по совету своих опытных пентаконтархов, - а то на Скифской улице с раннего утра такая толчея, что мы с твоим декеархом еле выбрались! Подождите ещё пару минут - и поедем.

  Полимед проворно соскочил на землю, достал из соломы под облучком корзину с провизией и, мысленно попросив Гермеса о покровительстве и защите в пути для себя и своих спутников, оставил у подножия гермы скромное, но вполне достаточное пожертвование рядом с подношениями других путешественников, выехавших из Скифских ворот этим утром.

  Забравшись обратно на передок, Полимед, прежде чем скрыться в уютном, обложенном мягкими медвежьими и оленьими шкурами нутре кибитки, попросил Делиада, чтобы впереди скакали не больше десятка всадников, а не то он задохнётся от пыли. Согласно кивнув, юный гекатонтарх отдал соответствующее распоряжение и, тронув пятками бока нетерпеливо рывшего землю Снежка, поскакал вместе с одним из своих заместителей во главе переднего десятка. Ламах со своим десятком пристроился сразу за кибиткой, второй пентаконтарх поскакал замыкающим.

  Широкая прямая дорога, утрамбованная сотнями тележных колёс и тысячами лошадиных копыт, проезжавших и проходивших по ней каждый день в обе стороны, рассекала обширный пантикапейский некрополь, тянувшийся от западной стены города долиной небольшой речки Пантикапы на добрые десять стадий - аж до Ближней оборонительной стены. Затем дорога побежала по холмистой равнине, покрытой сжатыми ещё в середине лета полями, на которых паслись под присмотром малолетних пастушков красно-коричневые стада коров и серые отары овец, бахчами, с которых поселяне сносили к дороге и укладывали на телеги крупные полосатые арбузы и жёлтые дыни, виноградниками и садами, где мелькали с корзинами собиравшие созревшие плоды работники. Вдалеке, среди тёмной зелени разбросанных по невысоким холмам садов проглядывали яркие красные и оранжевые пятна черепичной кровли усадеб знати, а ближе к большой дороге теснились близ источников воды небольшие - на три-черыре десятка крытых соломой домов - посёлки трудившихся на земле вдалеке от расположенных на морском побережье городов селян.

  Часа через три размеренной скачки дорога привела к воротам второго оборонительного рубежа, протянувшегося с севера на юг через весь Скалистый полуостров и состоявшего из широкого рва, невысокого вала и возведённой на валу каменной зубчатой стены с далеко отстоящими друг от друга квадратными башнями. Это мощное укрепление, за которым укоренилось название "Длинная стена", служило почти непреодолимой преградой для варварских вторжений с западной стороны в густонаселённую сердцевину Боспорской державы. Возле хорошо укреплённых ворот - единственных во всей Длинной стене - расположились напротив друг друга по разные стороны дороги два больших, пристроенных к стене военных лагеря. В этих мини-крепостях, имевших по паре широких, открывавшихся на север и на юг ворот, располагался гарнизон, охранявший въездные ворота и Длинную стену по всей её длине - от Меотиды до Эвксина: одну занимали гоплиты и легковооружённые пехотинцы, набиравшиеся преимущественно из эллинской городской бедноты, другая - на южной стороне дороги - была убежищем конницы, навербованной из молодёжи меотских племён азиатского Боспора. Поскольку на пролегавшей в добром дне конного пути отсюда боспорско-скифской границе уже много лет царил мир и покой, позволяя Перисаду экономить на войске, сейчас в этих лагерях обитало всего по три-четыре сотни пеших и конных воинов - в основном, обучавшихся военному делу эфебов.