Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)

- Как ты не понимаешь, идиот, что если бы она была против тебя, то на кой ляд тем людям нужен был бы снайпер? Она приложила бы тебе свою шестерочку к затылку, и до свидания.

- Тогда почему она не сделала этого с самого начала?

- Слушай, я сейчас с ума сойду.

- Это с чего?

- Ведь тогда они бы не знали, как развивается следствие по их делу. Где-то, чтобы как-то маркировать это по времени, возможно, к моменту убийства Нади, ее работодатели сориентировались, что Рита с заданием не справляется. И потому-то этот вот выстрел в тебя.

Шильке хотел о чем-то спросить, но его перебил Хайни.

- Герр капитан, могу я доложить?

- Что с Ритой?

- Фройляйн Менцель здесь уже нет. Ее забрали.

- Кто? – Шильке почувствовал, как что-то пережало ему горло.

- Мне сказали, что офицеры высоких чинов. Но…

Парень опустил глаза.

- Но что?

- Я переговорил с санитарами и лежащими рядом больными. То было два человека в гражданско. Они предъявили какую-то ужасно важную бумагу, которая всех поставила на уши. Ну, ушли они втроем.

- Боже! Она не вырывалась? Не кричала?

Парень не поднимал голову.

- Она их знала, правда? – вмешался Холмс. – Причем, хорошо.

- Да, простите. Она пошла с ними по согласию, не по принуждению. Она не нервничала, не волновалась…

Повисла тишина. Шильке глянул на Холмса, который никак не прокомментировал информацию Хайни.

- Ну ладно. Здесь мы простоим напрасно. Мотаем отсюда.

А в самой твердыне, собственно, некуда было и бежать. Центр, вместе с забитыми подвалами, было мало пригодным местом по двум причинам. Во-первых, по причине близости начальства, всяческих органов власти и основанного на постоянном терроре порядка. Во-вторых, никто понятия не имел, а не готовят ли русские триумфальное наступление, чтобы почтить смерть Гитлера, и не затопят ли твердыню в море огня. Оставалось Карловице, где они, правда, крутились слишком долго, а так же Бишофсвальде и Цимпель. Все еще не затронутые военным пожаром районы садов и вилл, обладающие тем недостатком, что там было сложно спрятаться. Понятное дело, у них имелись бумаги, подтверждающие, что они являются специальной группой абвера. В огне боев они срабатывали, но вот теперь, перед предполагаемым последним штурмом или капитуляцией их ценность уменьшалась. Помимо того, их командование могло их разыскивать, а любой усердный, старший чином офицер мог тщательно проверить, а что это абвер делает здесь. Шильке приготовил документы на самый разный случай, но если кто-то сверху приказал провести консолидацию тыловых подразделений, могло быть сложно. Переходной период толком не успел еще начаться, а они уже успели увидеть множество повешенных на столбах дезертиров, которые слишком уж рано надели гражданскую одежду.

Первое столкновение у них произошло возле аэродрома на Щайтнигер Штерн. Это была строго охраняемая военная территория. Непонятно, что там охраняли, ведь наверняка же не останки двух громадных разбитых транспортных планеров, но командующий офицер желал выяснять проблему их прибытия, вероятно, чуть ли не в самом Берлине. Начинал действовать закон кулака. Офицера удержало лишь появление людей в камуфляже, которые спрыгнули из машины с нацеленными автоматами. Солдаты Шильке хотели жить и прекрасно поняли, что им следует делать. К сожалению, вместо того, чтобы поехать по короткой дороге напрямик, нужно было совершить долгий объезд через Вильгельмсруэр Штрассе и Адольф Гитлер Штрассе, чтобы добраться до олимпийского стадиона. А на месте оказалось, что Бишопфсвальде не похож на Карловиц. В подвалах некоторых домов гнездились люди, эвакуированные из разбомбленных районов, в особенности – неподалеку от церквей. Близость Фризенвизе, который должен был стать очередным незавершенным аэродромом, привело к тому, что вокруг крутилось множество военных, потому что в округе стадиона ожидали сброс десанта. Рядом был лагерь для принудительных работников, где было полно охраны и патрулей, а в Щайтнигер Парке (Щитницком Парке) постоянно копали могилы. Очень сложно было куда-то приткнуться, чтобы не обращать внимания. Что поделать, лагерь бл основой их плана выживания, так что далеко удаляться от него они не могли.

Пришлось прятаться в самом парке. У них не было даже одеял, но, к счастью, ночь была теплой.

- Интересно, и как долго мы сможем здесь выжить? – буркнул Шильке, когда Холмс разливал последний кофе из термоса.

- А черт его знает, сколько будет нужно.

- Зная этих фанатиков из НСДАП, это может занять и целый год.

- Без поставок с воздуха? Даже месяц не выдержат. Гораздо сильнее меня беспокоят те офицерские сволочи, имеющие море крови на совести, которые, чтобы продлить свою жизнь хотя бы на несколько дней, стаут призывать к сопротивлению.

- Все и так зависит от коменданта. А Нихоф – это фанатик и служака.

- А какой службе он сейчас подчиняется?

- Успокойся. Корабль идет на дно, но постоянно назначаются новые боцманы, капитаны и, что самое паршивое, желающих до сих пор хватает.

- Паранойя, - включился в беседу Ватсон. – А на генеральный штурм русских нечего и рассчитывать. Они предпочтут взять крепость голодом.

- Да ладно вам, - сказал на все это Холмс. – Днем пограбим какие-нибудь дома. И одеяла найдем, и пожрать.

- …и парочку гестаповцев, которые с охотой поиграют в палачей.

- Справимся. Лишь бы никто из наших не поддался панике.

Слова о боях до последнего оказались пророческими. На следующий день объявили о смерти Гитлера, но тут же представили список "новых капитанов" запаса, которые встали у руля тонущего Рейха. А желающих – и правда – хватало. Крепость гудела от слухов. По словам одних, Шорнер должен был выступить из Чехии и освободить Бреслау. По мнению других, собирались все силы для наступления с целью создать коридор, по которому даже гражданское население сможет выйти под опеку Группы Армий Центр. Приказы были самыми противоречивыми. Они призывали либо к концентрации неподалеку от южной линии фронта с целью принятия участия в проделывании коридора, то ли на оборот, необходимо было оставаться на местах, чтобы укреплять защитные позиции. Виновными в невыполнении приказов занимались полевые суды. И нужно было очень много счастья, чтобы угадать, за выполнение какого приказа могут повесить, а какого – нет. Гражданские пришли к выводу, что важен не сам приказ, а опция, к которой склоняется именно сейчас председатель трибунала, а точнее – какое у него с утра настроение.

Ходили слухи о Национальном Редуте в Баварии, о производимом там очередном чудесном оружии. О чудо, и находились идиоты, которые в это свято верили. Но большинство в большей степени заботил приказ Шорнера, говорящий о расстреле любого солдата, который очутился за линией фронта, и не требующий какого-либо судебного решения. Люди не знали: а вот трудовой фронт, это такой же фронт, как и военный? Все указывало на то, что так. В связи с чем разгорелись дискуссии относительно того – а какая смерть менее болезненная: через расстрел или через повешение. Про гильотину в подвалах тюрьмы на Клечкау Штрассе народ, скорее всего, не слышал.

Все эти слухи приносили солдаты Шильке, шастающие по окрестным виллам в поисках нужных вещей. Всей группе, практически окопавшейся в парке, пришлось ждать весь следующий день и еще один. Нервы сдавали все чаще. Солдаты выходили в разведку уже только группами, с перезаряженными автоматами. По ночам где-то рядом вспыхивали какие-то драки, ежечасно случались какие-то пьянки, перестрелки. А днем возле парковых аллей копались новые могилы. А тут очередной слух, новое объявление, очередной день и еще один…

Как-то ночью, когда люди уже были на грани нервного истощения, пришел весь не в себе Ватсон. Пользование радиостанцией, даже самым безопасным образом, только на прослушивание, без каких-либо подтверждений, в этих условиях равнялось балансированию на краю.

- Капитуляцию подписали… Вот же смех.