Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)

- Почему тебе следует заморозить сетку?

- А зачем, чтобы кто-то под самый конец попался? Наши доклады верхушке уже особо и не нужны.

- Это означает, что Бреслау уже утратил какое-либо стратегическое значение?

- Именно. This is the end, my friend.

Их беседу перебило появление ужасно запыхавшегося и грязного Хайни. От парня интенсивно несло горелым и чем-то сгнившим. Шильке тут же пригасил запальчивый доклалд парнишки.

- Что там в городе? – спросил он.

- Жарко. Но мы удерживаем иванов пока то на всех участках фронта!

- Я у тебя не про пропаганду спрашиваю.

- Вам письмо, герр капитан! - Хайни положил на стол элегантный конверт.

- Письмо. – Шильке с Холмсом удивленно переглянулись. – Так почта еще работает?

- Так точно, герр капитан, работает. Правда, в данный момент уже только в одну сторону. Но самолеты все еще почту сбрасывают.

Заинтригованный Шильке взял конверт, глянул на штемпель.

- Из Испании!

- Так это Франко тебе написал?

Шилке вскрыл письмо.

- Ты гляди. Это Барбеля Штехера. Худышка уже пристроился в безопасном месте. Спрашивает, пригодилась ли жилетка.

- Милостивец наш. Напиши, что закажешь мессу по его душе.

- Ты гляди, какое чудо, даже среди гиен встречаются люди.

- Он должен был задать тебе какой-то вопрос.

- Секунду. Читаю.

Холмс, который следил за лицом приятеля со стороны, вдруг отставил свою чашку. Когда письмо выпало из пальцев Шильке, он склонился и положил тому руку на плечо.

- Не надо судить поспешно, - тихо сказал он.

Шильке поднял на него глаза, выглядящие сейчас совершенно мертвыми.

- Что? – отсутствующим тоном произнес он.

- Я сказал, что не надо судить поспешно, Дитер.

- Но, но… Ты же не знаешь, как звучит этот его последний вопрос.

- Знаю.

Какое-то время они мерились взглядами.

- Знаю! – повторил Холмс. – Я глядел на твое лицо, видел, как ты потянулся к кобуре. Знаю.

Шильке не мог поверить. Холмс вновь взял чашку.

- Последний вопрос Щтехера звучит следующим образом: "Почему вы заранее предположили, что таинственный офицер крипо, замешанный в дело убийств, является мужчиной?".

- Гитлер мертв! – орал Ватсон, стуча подкованными сапожищами по деревянным ступеням. – Гитлер мертв!

- Что? – народ с трудом просыпался посреди ночи.

- Гитлера нет в живых!

- Черт! – Холмс, о чудо, не протирал глаз, не мотал головой, как будто вообще не спал. – Это точно?

- Да. Из наших источников, не германских. Из прослушивания.

- Нормально. Что же, пора рассредоточиваться.

Шильке с трудом пытался выкарабкаться из постели. К счастью, разгоряченный Хайни прибежал наверх и помог ему одеться.

- Герр капитан, - нервно шептал парнишка. – Что же теперь будет? Или это уже конец?

- Нет, Хайни. Это только начало.

- Но что теперь будет? – Помогая застегнуть пояс с тяжелой кобурой, Хайни конкретизировал вопрос. – Что с нами будет?

- Видишь ли, парень, для нас постепенно заканчивается время страха. И начинается время надежды.

- Господи, ничего не понимаю.

- Не бойся, Хайни. Многие вещи еще тебя удивят.

Внизу, где располагались солдаты, бардак был побольше.

- Боевая тревога! – орал Ватсон. – Боевая тревога! К оружию!

Холмс положил руку на плече Хайни.

- Беги, только мигом, на Вайссенбургер Штрассе. Погляди, как там с Ритой и приготовь ее к эвакуации. Беги!

Он забрал ранее приготовленные бумаги. В последний раз глянул, все ли, что необходимо, уничтожено, не осталось ли каки-то следов. Потом помог Шильке спуститься вниз. Солдаты ужа ожидали, выстроившись на улице под виллой.

- Мы вступаем в решающую фазу, - держал перед ними речь Ватсон. – Вы уже знаете, что дедушка превратился в воспоминание. – Перед элитой отлынивателей от службы он мог позволить себе именно такие слова, тем более, сейчас. И никакого волнения не было. Скорее уже, мины типа: "А все-таки. Это мы его, а не он нас". – Слушайте, - продолжил Ватсон. – Вам давно уже известно, что данное подразделение, вместо того, чтобы рисковать вашими жизнями, делает совершенно противоположное: увеличивает ваши шансы на выживание. – Солдаты подтверждали это, кивая головами. – Такой же будет и линия нашего дальнейшего поведения. Но вы совершенно правильно догадываетесь о том, что сейчас наступают самые опасные минуты. Либо вас убьет гестапо, либо отправитесь в гулаг. А если кто не желает воспользоваться этими двумя возможностями… шаг вперед.

Все, как один, бодро выступили вперед.

- Ну, как я и думал уровень интеллекта в данном подразделении превышает средний армейский показатель где-то на тысячу процентов. – Ватсон кивнул. Среди солдат раздался смех. – Но не забывайте, что теперь вы обязаны выполнять любой приказ на тысячу процентов выше нормы.

Он уступил место Шильке, который указал на бронеавтомобиль, заправленный купленным за доллары бензином.

- Кто поместится, лезет вовнутрь. Остальные на крышу и не стонать.

А никто и не стонал. И приказ был выполнен так, как будто его и вправду тренировали тысячу раз. Буквально через минуту они выехали в темноте в сторону моста над символическим Стиксом, что вел в страну дыма и зарева пожаров. Шильке даже не старался выглядывать через одно из наблюдательных отверстий.

- Да перестань ты все время об этом думать, - наклонился к его уху Холмс. Внутренности броневика не слишком способствовали беседе. Приходилось шептаться.

- Я не могу согласиться с ее изменой.

- Изменой? Мы до сих пор еще ничего не знаем.

- Как это: не знаем?

- Ой, перестань. Это я не могу простить себе того, что не заметил нечто столь очевидное. Впрочем… Я ведь практически в глаза ей это сказал. – Он вспомнил беседу с Ритой, проведенную в этой же машине после операции с Лангенау. – Я сказал ей все прямо, вот только не мог оформить все в слова.

- Как обычно, все запутываешь так, что невозможно понять.

- Погоди. Мы определили то, что она не может быть агентом какой-либо из служб, в противном случае, нас бы давно уже прищучили.

Шильке на это мрачно кивнул.

- Не может она быть и советским агентом, потому что мы бы еще раньше давали бы показания на Лубянке.

- Интересно, а как бы нас перевезли?

- Когда им надо, они умеют. То есть: либо Рита играет самостоятельно, либо же работает на тех людей, которых мы разыскиваем. И которые знали, что Крупманн передаст это дело тебе, и которых интересовало, а чего же узнаешь ты. Скорее всего, твои приватные развлечения с бриллиантами их совершенно не интересовали. В лице Риты они дали тебе понять: "а делай сам чего хочешь".

- Так что же случилось?

- Ты слишком близко приблизился к чему-то. Практически отерся о их тайну. И поначалу тебя предупредили, убив Надю. А потом… сам знаешь. Выстрел в спину.

- А она принимала во всем это участие!

- Парень, да протри же, наконец, глаза! Она спасла тебя, потому что тот мужик с "ремингтоном" был снайпером! И целью последнего его выстрела была твоя голова!

- И как это согласовать с предательством?

Холмс лишь вздохнул. Какое-то время он сидел, не шевелясь. Словно разочаровавшийся учитель перед тупым учеником. Ответил он вопросом?

- Тогда, когда ты читал письмо и тянулся к кобуре… Ты кого хотел убить? Ее или себя?

- Не знаю.

- Теперь понимаю. Ты любишь ее до безумия, так что для тебя это вдвойне измена.

- Как хочешь, так и называй.

Холмс махнул рукой.

- А разве ты не замечаешь, придурок, что она тебя тоже любит? И такой любовью, что я вам только завидую.

- Лицемерная любовь Иуды.

- Кретин.

- Она меня любит? На самом деле?

- Ну естественно, клинический ты кретин. К тому же еще и слепой. – Последние слова он произнес даже слишком громко, учитывая шум, царящий внутри тесной машины. Пара сидящих ближе всего солдат незаметно глянула на них, но с удивлением. К счастью, от неловкой ситуации их спас Ватсон, останавливаясь перед бункером на Вайссенбургер Штрассе. Выйдя наружу, наши герои могли разговаривать дальше. А Холмс и не собирался молчать.