Ушкуйник. Бить врага в его логове!

Ворота отворили, и санный обоз выехал из Хлынова.

Застоявшиеся и сытые лошади бодро тянули сани под уклон. Едва версты две отъехали, как в снежной пыли сзади догнал их Костя Юрьев с пятью всадниками. Здесь, в голом поле, спектакль уже не разыгрывали.

Костя поехал вровень с санями Михаила.

– Ну, здравствуй, купец. Второй раз уже вместе в поход идем. Глядишь – понравится тебе, ко мне в войско пойдешь.

Воины весело засмеялись.

– Не, не по мне это дело. Мне и с разбойниками приключений хватает. К тому же жалованье у вас скудное, и люди вы подневольные. А я – сам по себе, еду, куда хочу.

– И правда вольный, – засмеялся Костя, – я захотел в Котельнич, и ты поехал.

Воины просто заржали. Михаил насупился.

– Не обижайся на моих дуболомов, – отсмеявшись, сказал Костя, – им бы пожрать посытнее, вина попить да девок потискать. А между девками сабелькой помахать.

Ехали весело, с шутками. В дороге не останавливались, на ходу пожевали замерзших пирожков да сала – кто что взял.

На каждых санях на виду мешки лежали.

– Костя, в мешках-то чего?

– Солома. Надо же чем-то оружие прикрыть! И вид деловой – купец товары на продажу везет. Все чин чином. И еще: сани пустые – чего в той соломе весу? Значит, лошади не устанут, за день пройти больше сможем. Смекаешь?

Костя периодически оборачивался назад. «Погони опасается, что ли?» – подумалось Михаилу.

К вечеру они добрались до села Мурыгино. Заночевали на постоялом дворе. Мишаня как чувствовал, что расплачиваться за постой, еду для людей и овес для лошадей придется ему, потому кошель поясной с серебром взял. А Костя посмеивается одно, вроде не его люди и обоз.

Утром поели плотно. В пути, чтобы не тратить попусту короткие зимние дни, ели дважды – утром и вечером. И в дороге Костя опять в седле вертелся, назад оборачивался.

– Костя, может, тебе кто шило в седло подложил? – пошутил Михаил.

– Сигнала жду, – серьезно ответил воевода. – Коли изменник подлый в Хлынове, он должен сообщникам сигнал передать. Верхового не послать – мы начеку, перехватим, вот и остается – дымы.

– Это как? – удивился Мишаня.

– Просто. Зажигают костер, ветки ели бросают или, на худой конец, тряпье – лишь бы дым погуще был. Двое над костром холстину держат. Сложили вдвое – дым идет, растянули – прекратился на время. Дымом сигнал передать можно, он далеко виден; даже сообщить – сколько человек едет.

– Вона как! – Мишка о таких воинских хитростях не знал и был немало удивлен. Теперь он и сам иногда оборачивался назад, но кроме дымов от печных деревенских труб ничего подозрительного не замечал.

На вторую ночь остановились они в деревне Боярщина. Поскольку шли на санях вдоль правого берега Вятки, Мишаня определил: вчера прошли двадцать верст, сегодня – столько же. До Котельнича оставались три дня пути. Конечно, на санях по льду было бы куда как удобнее – ни оврагов тебе, ни колдобин. Однако лед еще тонкий, человека, может, и выдержит, а лошадь с санями – провалится. Казалось бы – одна река связывает два города, а добраться можно толком летом по воде и глубокой зимой по льду.

Утром отъехали совсем немного – верст пять, как воины и Мишаня заметили сзади сигнальные дымы. Один столб, второй… пятый.

– Ага, купились на обоз все-таки, поверили, что купеческий, а нас пятеро всего! – довольно улыбнулся Костя.

А Мишаня – так и огорчился. Чему радоваться, если неизвестно, сколько людей на перехват Кости выйдет.

Еще верст через пять справа в Вятку впадала река Великая, и в этом месте Вятка разделялась на два рукава, образуя посредине узкий и длинный остров. Место для засады удобное. Расположит враг на острове ватажку, и все равно, как Костя пойдет – слева или справа в обход острова. Одно мешало – лед тонкий.

Костя ехал рядом с первыми санями, где ездовым был десятник и сидел Михаил. Костя обсуждал с десятником Кондратом, где вероятнее всего засада будет. Мишаню поразило то, что говорили они об этом вполне обыденно. А ведь на кону были их жизни!

Наконец они решили, что засады на острове не будет. Людей там спрятать, конечно, можно, но как коней по льду перевести? Не выдержит лед.

Лед и впрямь коней не держал, только решение Кости и Кондрата было ошибочным. Коней на остров никто не переводил – их спрятали под кручей, где сходились два рукава реки.

Санный след от проехавших ранее обозов из открытого поля сворачивал в лес. Едва обоз углубился между деревьев саженей на сто, как тишину нарушил треск, и поперек дороги упало дерево, перегородив путь обозу.

– Тревога, к оружию! – вскричал Костя.

Воины соскочили с саней и, как по команде, сбросили тулупы, оставшись в кольчугах и войлочных поддоспешниках. В схватке тулупы только мешают, а поддоспешник вкупе с усиленными физическими движениями замерзнуть по-любому не даст.

Сброшены с саней мешки с соломой, взято оружие. Воины опоясались саблями, в руках – сулицы. И Михаил, глядя на их приготовления, расстегнул и сбросил тулуп, оставшись в суконном жилете. Пояс с саблей на себе застегнул, вдел сапог в стремя «козьей ножки», взвел тетиву да болт наложил.

А сзади – за обозом уже – нарастает приглушенный снегом стук копыт.

Воины побежали к хвосту обоза – туда и Костя с охраной поскакал.

Остался Мишаня один. Что делать? Здесь ждать или, как все, бежать в конец обоза?

Пока он раздумывал, из-за поваленного дерева вышли два мужика. «Может, они такие же крестьяне, как ездовые в обозе», – промелькнула у Мишани мысль.

Мужики были молодые, здоровые и крепкие. В руках поблескивали сабли, за поясом – топоры плотницкие. Вот кто деревом дорогу обозу перегородил!

Мишаня, укрытый крупом коня, поднял арбалет, прицелился, задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Арбалет дернулся в руках, и болт ушел в цель, попав разбойнику прямо в грудь. Вмиг хищная улыбка сошла с его лица, молодец побледнел, выронил саблю, схватился обеими руками за грудь, захрипел и упал. А сзади схватились уже – слышен был храп коней, звон оружия, крики.

Только Мишане смотреть назад было недосуг – ногу в стремя вставлять да тетиву арбалетную натягивать нужно. Второй-то мужичок поначалу удивился, что товарищ его упал. Но, подбежав к нему, увидел торчащий из груди хвостовик болта. Он тут же присел за дерево, лишь верхушка шапки виднелась – опасался получить такой же «подарок» от невидимого стрелка. Да, видимо, чем-то выдал себя Мишка. Шапка за поваленным деревом в сторону стала двигаться, а потом и вовсе пропала из вида.

Мишаня одной рукой саблю из ножен вытянул и лезвием в мешок соломенный воткнул, чтобы под рукою была. Отвлекся он, а сучок неподалеку хрустнул. Не видать под снегом ветки, вот и выдал себя противник неосторожно.

Вскинулся Мишаня, повернулся всем телом, а противник бежит навстречу из леса. Шапку оставил где-то, полушубок сбросил, кольчуга сально блестит. Рот разинут, а что кричит – разве услышишь, когда битва сзади?

Не было времени целиться – Мишаня только арбалет успел довернуть на мушке да спуск нажать. И то – их уже шагов десять всего и разделяло. Учитывая, что враг его прыжками на Мишаню несся, это – мгновения.

Повезло Мишане – попал он, да только вскользь. Болт кольчугу разбойнику пробил и вырвал кусок кожи с мышцами.

Противник от удара развернулся, остановился на мгновенье от шока и ринулся на Мишаню с удвоенной от боли злобой. Михаил успел отбросить арбалет на сани, схватить саблю в правую руку, а в кисть левой вытряхнуть из рукава грузик кистеня.

Противник обрушился мощно, наносил удары сверху, сбоку, пытался уколоть. Михаил с трудом отбивал атаки, подставляя саблю. Уходя от нападения, наклоняясь, он успел острием сабли резануть противника по незащищенному броней бедру. Штаны из плотной ткани вмиг окрасились кровью.

Мишане было не до атаки – самому остаться бы живым. Сабли, сталкиваясь между собой, высекали искры.

Но ранение сыграло свою роль. Противник заметно ослабел от потери крови, движения его немного замедлились, дыхание участилось. Мишаня, отбив атаку саблей, ударил снизу кистенем. Удар грузика пришелся по кисти врага. Видимо, он был сильным, потому как противник вскрикнул и выронил саблю. В глазах его впервые за время схватки мелькнул страх. Он посмотрел за спину Мишани, надеясь увидеть, что товарищи его теснят Костю с людьми и что помощь близка.