Портартурцы

На батарее было напряженное состояние. Копьев осматривал орудия, проверял запасы снарядов, пороха. Подковин дежурил у телефона, но штаб генерала Горбатовского молчал.

— Командир приказал тебе идти в наблюдательную будку, — сказал Подковину канонир с Мортирной и занял его место. — Следи за железнодорожным полотном. Там большие силы неприятеля.

Светало. Вершины гор как бы придвинулись ближе, но внизу еще была тьма. Ветер доносил оттуда голоса, топот, стук осыпающихся под кручи камней. Неприятель не учел ветра и шумом передвижений дал знать защитникам о своих приготовлениях к нападению.

Свист неприятельской шрапнели над батареей встревожил задремавшего Подковина. Это был первый удар утренней атаки. По всей линии обороны вспыхнули взрывы тяжелых снарядов. Наши скорострельные пушки отвечали. В промежутки между взрывами Подковин слышал гул атаки. В предрассветных сумерках он видел людей. Они бежали, махали руками, спотыкались, падали, пятились назад. Несколько густых рядов проникло через артиллерийский обстрел. Атакующие вбежали в мертвое пространство, недоступное легкой артиллерии, пулеметному и винтовочному огню. Скапливались. При взрывах снарядов отсвечивали штыки: их были тысячи.

«Есть работа для мортир», — мелькнуло в голове Подковина.

Волчья батарея навела гаубицы, и когда японцы подползли и бросились в атаку, их ошпарили шрапнелью. Справа к брустверам покинутых редутов катилась вторая волна неприятеля. Самые задние, оглядываясь назад, подбадривали себя, кричали «банзай!».

Небо посветлело. Долина ожила. Из нее окутанные полосой тумана, двигались сначала солдаты в полный рост, за ними виднелись ряды голов, а дальше мелькали только штыки. На японцев, что копошились ниже укрепленной линии, сыпались свинцовые пули; снаряды мортир рвали их на куски. К небу взлетали столбы дыма, оседала земля. Двигающихся японцев уже не видно было. Вместо них катались, ползали, вскидывали руки тяжелораненые. Они как будто грозили, посылали проклятья розовым отблескам утренней зари.

Все же часть атакующих, около батальона, скрылась под вторым редутом. Подковин доложил об этом командиру батареи.

— Будем ждать, — пробормотал Копьев. — Им надо добить нас сегодня.

Подковин вернулся в наблюдательную башню. Через минуты две японцы открыли ужасный шрапнельный огонь. Они били по своим трупам у подступов к окопу, а затем перенесли огонь ниже. Крики возобновились за вторым редутом и с каждым мгновением усиливались. Японцы снова пошли в атаку…

— Э-э! Да это атака с подстегиванием! — воскликнул Подковин, увидев, что, японские шрапнели рвались уже сзади атакующих у полотна железной дороги.

Выскочившие из-под второго редута японцы бежали с разинутыми ртами, бежали прямо на батарею… Вот враг уже шагах в тридцати от наблюдательного пункта. Подковин берет на мушку одного, другого.

— Та-а-а-ата-та-та, — неслось с левой стороны. Пули щелкали по стали башни, а сбоку стучали о камни ботинки японских солдат. В глазки ничего не видно было. Подковин ткнул штыком, думая отшвырнуть навалившиеся после взрыва камни. Но сталь вонзилась во вздрагивающее тело…

— Ура! — пронеслось по нашему фронту.

Батареи замолчали. Навстречу японцам, скопившимся у бруствера, побежали стрелки. Замелькали штыки. Подковин выбежал из будки и, схватив за ноги японца, заслонившего глазки, спустил его под откос к блиндажу. Но дальше лежала целая куча тел, закрывавшая поле битвы от наблюдений… Внизу, на разрушенном редуте, гремели победные крики защитников. Подковин стал смелее оттаскивать тела подальше от башни.

Битва затихла по всему атакуемому фронту. Лишь изредка, далеко в тылу, рвалась неприятельская шрапнель. Этим приемом враг, видимо, рассчитывал приостановить движение наших подкреплений. Японцы еще не знали, что и последняя атака отбита. Уничтожены были все: и атакующие, и их резервы. Около десяти тысяч вражьих трупов лежало по откосам, траншеям, батареям, капонирам с правой стороны форта № 3.

Внизу, у насыпи, еще копошились японцы. Они отступали к укрытиям, спускаясь в овраги кучками. Сообщение между резервом, засевшим под редутом, и японским штабом прервалось, и японская шрапнель била по своим же солдатам. При первых лучах солнца японцы сосредоточили на несчастных редутах артиллерийский огонь, засыпали их бризантными снарядами. С клубами грязного дыма к небу летели камни, обломки дерева. Японцы решили разрушить укрепления до основания.

Снаряды, падавшие на откос перед окопом, переворачивали трупы в белых гетрах, а шрапнель стегала мертвецов, как бы наказывая их за плохо выполненную атаку,

Копьев вошел в наблюдательную башню и долго осматривал гласис.

«Не пойму, что такое случилось у японцев, — думал он. — Еще бы немного — и капут Артуру. Такие блестящие результаты с их стороны — и впустую. Что-то у них сорвалось, не могли завершить дела. Определенно под конец сдрейфили. А наши! Вот молодцы!»

Глава четвертая

1

— Телефонное сообщение прервано, а положение на нашем участке чрезвычайно напряженное, — сказал генерал Горбатовский своему адъютанту. — Я пройдусь вдоль фронта.

— Ваше превосходительство! — воскликнул адъютант. — Как так пройдетесь? Мы же сейчас под жестоким шрапнельным огнем!

— Шрапнель — не сам неприятель. Вы отправьте двух ординарцев с требованием резервов… И что это генерал Фок канитель разводит?.. Просите моряков. Народ здоровый и более развитой. Сознательно поведут дело. В такой сложной обстановке нужно отбиваться разумно,

— Генерал Фок даже требований коменданта крепости не выполняет, — сказал со злобой адъютант.

— Чего они хотят, чего они хотят? — с горечью проговорил Горбатовский и пошел от Скалистого кряжа в сторону Большого Орлиного Гнезда.

Первый и второй редуты охватывались густыми колоннами неприятеля. Генерал Горбатовский со Скалистого кряжа прекрасно видел это. Горсть стрелков таяла; брустверы окопов уже все были разбиты. Японцы подходили и укрывались в мертвых пространствах. Силы их накапливались. Шрапнельный огонь, перемежаясь с ударными бомбами, не прекращался. Густые облака пыли и дыма скрывали от генерала последние передвижки неприятеля.

Прибежал с донесением стрелок:

«Правый фланг — пятая рота четырнадцатого полка — отступил, посему вынужден был отойти на капонир № 3. Жду ваших распоряжений. Штабс-капитан Круглик».

Горбатовский взглянул по направлению к редуту:

— Как же так? — воскликнул он. — Ты давно от штабс-капитана?

— Бегом бежал, ваше превосходительство.

— Но смотри, там наши бьют японцев. Смотри, смотри, враг убегает.

Стрелок одернул рубаху, надвинул плотнее фуражку и, взяв винтовку наперевес, побежал от Горбатовекого.

— Стой! Куда?

— На помощь, ваше превосходительство, — смущенно ответил солдат и задрожал от страха, что он сделал огромное нарушение, побежав от генерала без разрешения. — Виноват, ваше превосходительство.

— Так вот, братец… Беги и скажи: сейчас моряки на помощь придут. А редуты держать. До последнего чтобы человека, а тогда я и сам приду умереть с вами.

2

Отправив донесение, штабс-капитан Круглик вдруг опомнился:

— Что же я наделал! Так они прорваться могут… Рота, стой! Подтянись… За мной! Отобьем редут! За мной, за мной!

Солдаты бросились за своим командиром. Ружейные и пулеметные пули щелкали по брустверу, поднимая пыль. Штабс-капитан Круглик первым вбежал на редут и сразу упал. Вражеская пуля угодила ему в голову. Стрелки приостановились. Из рядов выбежал поручик Стрелецкий с оголенной шашкой. На укреплении шел бой.

— Наши там! За мной! — закричал Стрелецкий.

На редуте отбивались охотники шестнадцатого полка. Они во время бомбардировки удержались в траншее и теперь ударили атакующих в тыл. Японцы, отстреливаясь, пятились.

Стрелецкому стало ясно: редут опять в наших руках. Он побежал к брустверу и через уцелевшую амбразуру увидел густые колонны неприятеля. Они то появлялись на пригорках, то скрывались в складках местности.