Ушкуйник. Бить врага в его логове!

– У какого же злыдня рука поднялась вдову обокрасть, сирот малых без денег оставить, на голодную смерть?

– Не причитай! Немного денег я им дам, с голода не опухнут. Кто-то по указке поработал.

– Гребцов сразу исключить можно – они с нами на ушкуе в плавании были и злодейство такое сотворить никак не могли.

– Это понятно. Другое скажи – ты никому не говорил, куда деньги разносил?

– Никому – вот тебе крест! – Павел перекрестился.

– И за тобой никто не следил?

– Вроде нет, – неуверенно ответил Павел. – Да что я – оглядывался, что ли? Шел себе да шел.

– Вот ведь странная вещь. Я так даже и не знаю, где Спиридон и Поликарп жили. Где избы их – знал ты, деньги разносил тоже ты.

– Помилуй бог, Михаил?! Неужто ты меня в лихоимстве подозреваешь?

– Окстись, Павел! И тени сомнения нет: ведь я тебя уже несколько лет знаю и ни разу в честности твоей не усомнился.

– Тогда клонишь к чему, что-то я в толк не возьму.

– Думаю – за тобой следил кто-то, вот и вызнал, где вдовы живут, и где деньги.

– Вот супостаты, креста на них нет! И что же теперь делать?

Мишаня задумался.

– Если тати за тобой ходили, значит, знают все четыре избы, где вдовы живут. У двоих деньги забрали. Стало быть – к двоим еще придут. Так?

– Получается – так.

– Тогда у нас есть шанс поймать злодеев.

– Это как же?

– Павел, ты чего тугодум такой? Да сделаем засаду в этих двух домах. О том никому не говори. Ты мне покажи эти две избы, где вдов еще не ограбили, познакомь с хозяйками. Вечером, чтобы соседи не заметили, мы в избы к ним придем, будем грабителей поджидать.

– Может, они и не придут вовсе?

– Этого никто наперед не знает. Возьму с собой Савву и…

– Илью возьми. Силен мужик, как медведь.

– Значит, и Илью.

Прошли Михаил с Павлом по вдовьим избам. Подошли к избе вдовы Прохора. Познакомился купец с хозяйкой, объяснил положение, попросился переночевать.

– А что соседи скажут? Что не успел муж сгинуть, сороковины не справили, а я в избу чужих мужиков приваживаю?

– Мы вечером придем, незаметно. Соседям не говори ничего.

Как стемнело, пришел Михаил с Ильей и Саввой к избе. Савву на крышу сарая определил, оттуда под наблюдением весь двор держать сможет. А Илью – на задний двор. Неизвестно, откуда разбойники появятся и как уходить будут, потому надо перекрыть все пути к бегству. Конечно, еще неизвестно, появятся ли они этой ночью, но Мишаня интуицией, прямо-таки печенкой чувствовал – не откажутся лихие люди от легких денег. У пьяного в ночном переулке отберут медяк – и то довольны. А тут не медь – серебро, и не одна монета.

Сам Мишаня в избу зашел. Вдова с детьми в другой половине спать улеглась.

Купец чутко прислушивался к ночной тишине. Час за часом томительно тянулись, вот уже и первые петухи прокричали, потом – вторые. Светать начало. Не пришли незваные гости, обманулся Мишаня в своих ожиданиях. А может – взяли деньги и залегли на дно, затихарились и не придут больше?

Мишаня потихоньку, чтобы не разбудить хозяйку, вышел из избы во двор. Свистнул тихонько своим помощникам, выскользнули они из калитки неслышно и ушли – как и не было.

Прощаясь, Мишаня сказал обоим:

– Отсыпайтесь, а в ночь опять сюда придем.

И сам пошел спать – после бессонной ночи голова тяжелая была. Казалось, только-только подушки коснулся, а уже Лиза за плечо трясет:

– Хозяин, к тебе гость. Пущать?

А в окно солнце бьет, время за полдень.

– Кого еще принесла нелегкая?

– Да Павел же! Я ему говорила – спит хозяин, а он – «пусти» да «пусти».

– Зови тогда.

Мишаня зевнул, встал с постели. Не встречают гостя лежа – за неуважение сочтет.

Вошел Павел.

– Здрав буди, Михаил! Ты ноне ночью в чьей избе был?

– В избе вдовы Прохора, как и договаривались. А что?

– А то, что с утра прибежала Марфа, вдова Ефима – вся в слезах, голосит, от страха трясется – насилу успокоил ее. Уж после полуночи дверь у нее сломали, в избу разбойники вломились, нож к горлу приставили, пообещали убить, если деньги не отдаст. Застращали ее, за малых деток вдова испугалась, деньги из-под пола достала и отдала.

– Проклятье! Как будто сам дьявол разбойникам помогает! Мы в одном месте их поджидаем, а они тем временем в другом свое черное дело творят! Да ты сядь, Павел, чего стоишь?

Павел присел на скамью.

– Знаешь, Михаил, о чем я думаю?

– Скажи!

– Охрану тебе в твой дом надо. Сам посуди: ценности у тебя большие, ты часто отлучаешься по делам, а то и в плавание уходишь. Кто деньги защитит? Дед с бабкой стары, Лиза – девица, какой с нее спрос? К Косте идти надо, пусть двух воинов выделит – соблазна в дом забраться у разбойников меньше будет.

Михаил задумался.

– А что, верно говоришь – охрана нужна. Только с воинами – перебор. Не будут же они целыми днями напролет в доме у меня торчать? У них служба есть, семьи свои. Стало быть, смена им нужна. Глаз, ушей и языков лишних много получается, опять-таки – для соседей наглядно. Ладно, за совет спасибо, Павел. Думать буду.

Михаил поднял крышку сундука, отсчитал деньги:

– Возьми, тут тридцать серебряных монет. Дай по десять каждой вдове, что пострадала от татей. Только будь осторожен, оглядывайся – не идет ли кто следом.

А сам Михаил извозчика нанял и в Чижи отправился, к увечному воину Митрофану, что в свое время учил его пользоваться кистенем, ножом и саблей. Для боя он негож: левая рука после ранения усохла и щит держать не могла, а для охраны дома вполне сгодится. Уговорил его пожить неделю-другую у себя да еще кого-нибудь из старых бойцов привести.

К вечеру заявились в дом Митрофан с товарищем своим Титом. Оба с оружием пришли: Митрофан с ножом и саблей, а Тит – с арбалетом. Пока у Михаила коня не было, и конюшня стояла свободной, поселил он старых воинов в ней – чисто, сухо, тепло.

Оставив дом на охранников, Михаил, зайдя за Саввой и Ильей, снова в избу погибшего Прохора отправился.

Расположились, как вчера, и стали поджидать татей. Ночью тихо в избе, темно, и в ожидании время тянулось медленно.

Внезапно внимание Михаила насторожил какой-то посторонний звук со двора – веточка ли под неосторожной ногой хрустнула? Глаза к темноте уже привыкли, и в избе Мишаня ориентировался свободно. Он метнулся к стене, встал за притолоку двери, кистень в ладонь положил и, затаив дыхание, с бьющимся сердцем стал ждать.

Заскрежетало, заскребло что-то. Присмотрелся Мишаня – в щели между дверью и коробкой показался кончик ножа. Неизвестный явно пытался ножом отбросить запор.

Кончик ножа вверх пошел, вниз, уперся в крючок. Раз! – И крючок, тихо звякнув, откинулся.

Дверь распахнулась, и в свете луны Михаил увидел в дверном проеме две мужские фигуры. Немедля, потому как у одного в руке сверкнул нож, Михаил ударил ближайшего к себе кистенем по голове.

Даже не вскрикнув, разбойник повалился назад. Второй и сообразить ничего не успел. Коротко свистнула стрела, угодив татю в спину. И упал тать, пуская кровавую пену изо рта.

Михаил, засунув грузик кистеня в рукав, нагнулся и взял нож в руку. В голове лихорадочно пронеслось: «Сколько разбойников? Два? Три?»

Он осторожно вышел из избы. Вроде никого. С крыши сарая раздался шепот Саввы:

– Их двое было, не стерегись.

– Тьфу ты! – сплюнул Мишаня. Не предупредил ни Савву, ни Илью заранее, что хотя бы одного надо в живых оставить. Теперь некого расспросить с пристрастием – кто надоумил вдов грабить и где деньги?

Заслышав разговор, с заднего двора подошел Илья.

– Чего тут у вас деется?

И только потом, через распахнутую дверь, тела на пороге заметил.

– Эх, жалко – не мне в руки попались.

Савва спрыгнул с сарая, и все трое подошли к телам. Савва наклонился к разбойникам.

– Этот готов уже! – и, с силой выдернув из спины стрелу, повернулся ко второму. – Хм, да он никак дышит!

Мишаня оживился. Оглушил он его кистенем или покалечил, но есть шанс поговорить. Только где? И труп убрать надо – ни к чему такие страхи вдове во дворе видеть. Михаил оглянулся по сторонам, но Илья и сам понял.