Знамя Быка

— Да, да, без сомнения, — нетерпеливо произнес Чезаре. — Неважно, кто был подстрекателем, а кого подстрекали. О чем шла речь?

— Раньери знал, что после сегодняшнего банкета вы отправитесь отдыхать в крепость Сиджизмондо Малатесты и что сопровождать вас туда будет факельная процессия. Раньери говорил, что в некотором месте вашего пути — я, правда, не поняла где — в засаде прячутся два арбалетчика, которые должны будут застрелить вас.

Она запнулась. Однако Чезаре не проявил никаких признаков волнения и дал знак продолжать.

— Но было одно препятствие. Раньери не считал его непреодолимым, но, желая действовать наверняка, хотел бы его устранить. Он опасался, что будет трудно попасть в вас, если вы поедете в окружении стражи. Если же охрана будет пешей, то арбалетчики смогут стрелять поверх голов. И узнав, что один из ваших капитанов — думаю, это был тот самый Градиани, о котором говорил солдат, — проявляет недовольство вашим высочеством. Раньери предложил воспользоваться его помощью.

Чезаре тонко улыбнулся. Он хорошо знал, что являлось источником поспешных умозаключений Раньери.

— Вот все, что мне удалось подслушать, синьор, — после секундной паузы добавила она.

Эти слова точно пробудили герцога; он вскинул голову и рассмеялся:

— Клянусь, этого достаточно.

Выражение лица герцога и пламя, загоревшееся в его глазах, вновь вселили в нее ужас. Она стала умолять его не забыть о своей клятве. В ответ он подавил свой гнев и вновь улыбнулся ей, мягко и успокаивающе.

— Забудьте о своих опасениях, — сказал он. — Я останусь верен тому, в чем поклялся. Ни я сам, ни кто-либо из моих людей не причинит зла принцу Синибальди.

Она хотела выразить восхищение его великодушием, но не сразу смогла найти нужные слова, а герцог не дал ей заговорить:

— Мадонна, думаю, вам лучше отправиться отдохнуть. Боюсь, что я сильно утомил вас.

Она призналась, что рада его разрешению немедленно уехать домой.

— Принц последует за вами, — пообещал он, провожая ее к двери. — Сначала, однако, мы попытаемся помириться, и это, несомненно, нам удастся. Не волнуйтесь, — добавил он, заметив панику в ее голубых глазах, поскольку она знала, каким образом Чезаре обычно мирился со своими врагами. — Я окажу ему все подобающие почести. Я постараюсь проявлением дружелюбия склонить его к разрыву с теми предателями, которые соблазнили его.

— Именно, именно так! — воскликнула она, с жадностью ухватившись за оправдание, которое он столь великодушно предложил для человека, замышлявшего убить его. — Он позволил втянуть себя в заговор, слушая злые советы других.

— Могу ли я сомневаться, если вы это утверждаете? — с иронией, настолько тонкой, что она ускользнула от ее слуха, ответил герцог.

IV

Он поклонился и открыл дверь.

Проследовав за ней в зал, где мгновенно воцарилось молчание и десятки глаз устремились на них, он подозвал председателя совета, ожидавшего его возвращения, и поручил ему проводить принцессу к выходу и усадить в карету.

На прощанье он еще раз низко поклонился ей и, когда она выходила из зала, опираясь на руку председателя, вернулся на свое место за банкетным столом, беззаботно смеясь, словно ничего не произошло.

Он видел, что Капелло смотрит на него во все глаза, и мог представить себе терзавшие сердце представителя Венеции дурные предчувствия. Что ж, мессеру Капелло будет о чем поразмышлять с мрачным юмором подумал он, и когда председатель, проводив принцессу, вернулся, Чезаре поднял палец и приказал закованному в сталь сержанту, стоявшему в ожидании распоряжений:

— Приведите принца Синибальди.

Дородный Капелло, услышав это приказание, пришел в такое смятение, что с усилием поднялся из-за стола и осмелился подойти к креслу Чезаре.

— Ваше высочество, — испуганно пробормотал он, — что с принцем Синибальди?

Герцог презрительно взглянул на него поверх своего плеча.

— Подождите, скоро увидите, — ответил он.

— Но, синьор, умоляю вас не забывать, что Светлейшая…

— Немного терпения, синьор, — огрызнулся Чезаре и бросил на стоявшего в нерешительности венецианца такой взгляд, что тот отшатнулся, как от удара. Тяжело дыша — его полнота всегда мешала ему в подобных случаях, — он пристроился позади кресла герцога.

Двойные двери распахнулись, и на пороге появился Барбо. За ним следовали четверо солдат из отряда Грациани, окружавшие чрезвычайного посла Светлейшей республики, более напоминавшего своим теперешним видом обычного злодея. Его запястья все еще были связаны за спиной; на нем не было ни плаща, ни шапки, одежда пришла в беспорядок, а лицо было угрюмо.

По залу пробежал ропот.

Солдаты по знаку герцога чуть отступили назад, оставив принца лицом к лицу с Чезаре.

— Развяжите его, — велел герцог, и Барбо тут же разрезал опутывавшие Синибальди веревки.

Понимая, что находится в центре всеобщего внимания, венецианец постарался собраться с духом. Он вскинул голову и выпрямился; его высокая фигура была теперь исполнена достоинства и высокомерия, а взгляд смело устремлен в бесстрастное лицо Чезаре. Не ожидая приглашения, он разразился гневной речью:

— Не по вашим ли распоряжениям, синьор герцог, неприкосновенная особа посла подверглась этим унижениям? Светлейшая республика, которую я имею честь представлять, вряд ли станет терпеливо сносить подобное бесчестье.

На столе возле герцога лежал апельсин, пропитанный розовым маслом и служивший ароматическим средством. Он взял его своими длинными пальцами и деликатно понюхал.

— Я полагаю, — тихо произнес он, но тоном, которому только он умел придать столь сладостно-зловещее звучание, — что не вполне верно понял вас, восприняв ваши слова как угрозу. Даже послу Светлейшей республики, ваше превосходительство, неразумно угрожать нам.

От его улыбки Синибальди содрогнулся и моментально утратил значительную долю своего куража, как случалось со многими смелыми людьми, которым приходилось сталкиваться лицом к лицу с герцогом Валентино.

Позади кресла Чезаре мессер Капелло заломил руки и едва подавил стон.

— Я не угрожаю, синьор… — начал Синибальди.

— Рад слышать это, — произнес герцог.

— Я протестую, — закончил Синибальди. — Я протестую против обращения, которому подвергся. Эти грубые солдаты…

— А… — произнес герцог и вновь понюхал апельсин. — Ваши протесты будут внимательно рассмотрены, не беспокойтесь. Итак, продолжим, прошу вас. Позвольте нам услышать, синьор, вашу версию о событиях этой ночи. Объясните ошибку, жертвой которой вы оказались, и обещаю вам, виновные будут наказаны. Я сделаю это с большой радостью, поскольку не люблю тех, кто допускает серьезные ошибки. Итак, вы говорили, что эти грубые солдаты… Продолжайте, умоляю вас.

Но Синибальди не стал продолжать. Он начал рассказывать историю, которую успел сочинить, пока находился под стражей. История была чрезвычайно ловко задумана и основывалась на фактах, действительно имевших место. Более того, сам Грациани, окажись он здесь сейчас, рассказал бы именно так, и рассказ прозвучал бы правдиво в его устах и подтверждался бы фактами.

— Ваше высочество, сегодня ночью я был приглашен на тайное собрание, состоявшееся в доме синьора Раньери, чьим гостем я являлся с момента своего приезда в Римини. Я пошел туда потому, что речь должна была идти, как мне сказали, о делах, касающихся меня лично. Я обнаружил там небольшую компанию, но прежде, чем мне сообщили об истинной причине, побудившей их собраться, от меня потребовали дать клятву, что я не разглашу ни единого услышанного слова и не назову имен присутствующих. Но я не дурак, ваше высочество.

— Кто утверждает обратное? — вслух удивился Чезаре.

— Я не дурак и сразу же почуял измену. Они, надо полагать, в силу какого-то недоразумения пришли к мысли, что у меня есть основания принять участие в заговоре. В этом была их ошибка, и она едва не стоила мне жизни, из-за нее я подвергся тем унижениям, на которые жалуюсь. Я не стану утомлять ваше высочество рассказом о моих личных переживаниях. Они ничего не значат. Но я посол и знаю о своих правах. Этим идиотам следовало заранее подумать об этом. Но они не…