Знамя Быка

— Никаких, синьор. Я рассказал все, что знаю.

— И ты не знаешь, кто были те люди, которые бежали?

— Нет, синьор. Хотя я думаю, что одним из них был, конечно, синьор Раньери.

— Да, но другие… Нам даже неизвестно, сколько их было…

Чезаре запнулся. Он вспомнил о принцессе Синибальди. Можно попытаться выудить из нее эти сведения. Вне всякого сомнения, ей кое-что известно, и она уже обнаружила это своим поведением. Он мрачно улыбнулся.

— Передай от моего имени председателю совета, чтобы он прибыл сюда вместе с принцессой Синибальди. Затем жди моих распоряжений. И не забудь: никому об этом ни слова.

Отсалютовав, Барбо отправился исполнять поручение. Чезаре неторопливо прошелся по комнате к окну, прислонился лбом к холодной раме, размышляя, и стоял до тех пор, пока дверь снова не открылась и председатель не пригласил принцессу войти.

Председателю не терпелось услышать новости, но его ожидало разочарование.

— Синьор, я просил вас лишь сопровождать даму, — сообщил ему Чезаре, — позвольте нам остаться вдвоем…

Подавив свое сожаление и извинившись, председатель исчез. Оказавшись наедине с принцессой, Чезаре повернулся к ней и оценил ее состояние как состояние человека, готового от страха пойти на что угодно.

Улыбнувшись, он почтительно поклонился и изысканным жестом предложил ей украшенное позолотой малиновое кресло. Молчаливо и безвольно она опустилась на сиденье и притронулась к губам окаймленным золотой вышивкой платком. Она не сводила испуганных глаз с лица герцога, и в ее взгляде читалась зачарованная покорность судьбе.

— Мадонна, я послал за вами, — мягким тихим голосом сказал Чезаре, — чтобы дать вам возможность спасти вашего мужа.

Это ужасное сообщение прозвучало еще более угрожающе, будучи произнесенным вежливо и бесстрастно. Эффект, на который Чезаре рассчитывал, не замедлил сказаться.

— О, Боже! — задыхаясь, произнесла несчастная женщина и заломила руки. — Боже! Я знала это! Сердце подсказывало мне.

— Не волнуйтесь, мадонна, умоляю вас. Для этого нет никаких оснований, — заверил он ее. — Принц Синибальди внизу и ожидает, когда мне будет угодно решить его судьбу. Но мне, принцесса, не хотелось бы огорчать вас. Жизнь вашего мужа в ваших руках. Я отдаю ее вам. И вам распоряжаться, будет ли он жив или умрет.

Она взглянула в карие глаза, так кротко смотревшие на нее, и от страха съежилась под этим взглядом. Вежливое обхождение выглядело двусмысленным. Но на это он тоже рассчитывал: намеренная двусмысленность должна была разжечь в ней новые страхи, пламенем которых ее воля будет размягчаться до тех пор, пока не станет податливой, словно раскаленное железо. Он увидел, как лицо и шея принцессы покрылись ярко-красными пятнами.

— Синьор! — произнесла она. — Я не понимаю, что вы имеете в виду. Вы… — Тут она воодушевилась, во взгляде появилась твердость, однако дрожащий голос выдавал плохо скрытое волнение. — Принц Синибальди — чрезвычайный посол Светлейшей республики. Его особа неприкосновенна. Зло, причиненное ему, будет оскорблением, нанесенным республике, которую он представляет. Вы не осмелитесь тронуть его.

Чезаре Борджа продолжал разглядывать ее, улыбаясь.

— Это я уже сделал. Разве я не сказал, что сейчас он просто пленник? Он здесь, внизу, связанный и ожидающий решения своей участи. — И герцог еще раз повторил: — Но мне бы не хотелось огорчать вас, мадонна.

— Вы не осмелитесь!

Улыбка медленно исчезла с его лица. Он чуть насмешливо наклонил голову.

— Тогда я даю вам возможность оставаться в этой счастливой уверенности.

Голос его звучал так зловеще и саркастически, что обретенное было ею самообладание растаяло вмиг.

Он повернулся и сделал шаг к двери, давая понять, что беседа закончена. Вновь объятая страхом, дама вскочила на ноги:

— Синьор! Синьор! Подождите! Пощадите!

— Мадонна, я пощажу, если вы научите меня щадить, если вы сами пощадите меня.

Он медленно вернулся к ней и с глубокой печалью проговорил:

— Ваш муж схвачен из-за участия в заговоре. Если вы не хотите, чтобы этой ночью его задушили, если вы хотите, чтобы он вновь, живой и невредимый, оказался в ваших объятьях, постарайтесь его спасти.

Бледность, разлившаяся по лицу дамы, превратила ее кожу в воск.

— Что… что вам от меня нужно? — дрожащим голосом проговорила она.

Никто не умел лучше Чезаре использовать в своих целях двусмысленность ситуации. Сначала он прибегнул к ней, чтобы как можно сильнее запугать принцессу и создать впечатление, что потребует от нее максимальную цену. Потом, когда он прояснил свои истинные намерения, она испытала неимоверное облегчение после пережитого ужаса. Услуга, которую он требовал, теперь казалась ей гораздо меньше предполагаемой жертвы.

— Все, что вам известно о заговоре, за участие в котором он был схвачен, — ответствовал герцог.

Он уловил вспыхнувшее в ее глазах почти облегчение, и понял, что добился своей цели, и потому продолжал обрабатывать размягчившийся металл ее упорства.

— Смелее, мадонна, умоляю вас, поспешите, — упрашивал он, и голос его звучал ровно, но требовательно. — Не испытывайте мое терпение и милосердие. Буду откровенен с вами, как на исповеди: я не хочу ссориться со Светлейшей республикой и попробую добиться нужного мне более мягкими методами. Но, силы небесные, если эти мягкие методы не помогут мне убедить вас, то на дыбе принц Синибальди признается во всем, а то, что от него потом останется, передадут палачу, будь он хоть послом самой империи [31], — мрачно закончил он. — Мое имя — Чезаре Борджа, и вам известно, какой репутацией я пользуюсь в Венеции.

Все еще сомневаясь, она смотрела на него, а затем задала вопрос, более всего занимавший ее:

— Обещаете ли вы мне в обмен на эти сведения его жизнь и свободу?

— Это я обещаю.

Она прижала руки к вискам, пытаясь проникнуть в скрытый смысл его обещания, которое, как ей показалось, прозвучало двусмысленно.

— Но тогда… — робко начала она и остановилась, не умея подобрать слова, чтобы выразить свои сомнения.

— Если вам нужны еще гарантии, мадонна, вы получите их, — сказал он, — этими гарантиями будет моя клятва. Клянусь своей честью и надеждой на спасение, что ни я лично, ни кто-либо иной по моей воле не причинит ни малейшего зла Синибальди при условии, что я буду знать все о заговоре и смогу избежать западни, приготовленной сегодня для меня.

Это развеяло ее сомнения: он предлагал жизнь Синибальди в обмен на собственную безопасность. Однако, даже думая о своем муже, она продолжала колебаться.

— Он может обвинить меня…

Глаза Чезаре блеснули. Он склонился над ней.

— Он никогда не узнает, — коварно произнес он.

— Вы… вы даете слово? — настаивала она, пытаясь убедить себя, что все будет хорошо.

— Я уже дал его, мадонна, — с ноткой горечи ответил он. Будь у него возможность, он никогда не пошел бы на такую сделку. Он не прощал измены, и ему вовсе не улыбалась перспектива оставить Синибальди без наказания. Но он также понимал, что, не поклявшись, он не сможет отвести удар, готовый обрушиться на него в любой момент. — Я дал его, мадонна, — повторил Чезаре. — И я не нарушу своей клятвы.

— И он даже не узнает, что вам станет известно об этом? И что сведениями, полученными от меня, вы воспользуетесь только для сохранения своей жизни?

— Именно так, — успокоил он ее, будучи уверен в том, что вот-вот услышит то, за что обещал ей, правда, несколько легкомысленно, столь большое вознаграждение.

Наконец она рассказала все, что знала. Прошлой ночью Раньери и принц Синибальди допоздна сидели вдвоем. У нее и раньше были подозрения, что ее муж вместе с другом свергнутого Малатесты что-то замышляет. Раздраженная тем, что лишена общества мужа, она подслушала их разговор и узнала о плане расправы с Чезаре Борджа.

— Именно Раньери, синьор, был в этом подстрекателем, — подчеркнула она.