Знамя Быка

— Имена! Назовите их имена! — вскричал сержант, видя, что капитан на грани обморока.

Грациани вновь поднял голову и медленно открыл невидящие глаза. Веки его сомкнулись, и голова, качнувшись вбок, упала на плечо сержанта.

III

Беглецам надо было спешить, чтобы ночью осуществить задуманное, как сказал Раньери, перед тем как прыгнуть в реку. Дело в том, что это была последняя ночь Чезаре Борджа в Римини. Утром он вместе со своей армией выступал на Фаэнцу. Патриции Римини решили подчеркнуть свою полную покорность герцогу банкетом, устроенным в его честь в Палаццо Пубблико [28]. На этот банкет собрались все знатные или хоть чем-то знаменитые жители Римини, а также огромное количество изгнанников-патрициев, которых ненавистный тиран Малатеста под тем или иным предлогом лишил владений, чтобы обогатиться отобранным у них имуществом. Теперь вместе со своими женами они прибыли засвидетельствовать свое почтение герцогу, который низверг несправедливого Пандольфаччо [29] и который, как они надеялись, в полной мере воздаст им за перенесенные невзгоды.

Присутствовали также послы нескольких итальянских государств, явившиеся поздравить Чезаре Борджа с его завоеванием. Но тщетно молодой герцог обегал глазами толпу собравшихся, надеясь обнаружить царственного Марк-Антонио Синибальди, чрезвычайного посла Светлейшей республики. Но его нигде не было видно, и герцог, не любивший оставлять загадки неразгаданными — особенно, когда дело касалось враждебных ему государств, — горел желанием узнать, почему его нет.

Это было тем более странно, что в зале находилась супруга принца Синибальди, статная белокурая женщина, сидевшая по правую руку герцога; ее корсаж сверкал от обилия драгоценных камней, как начищенная кираса. Ей отвели столь почетное место в соответствии с ее титулом, подчеркнув тем самым уважение к великой республике, которую представлял ее муж.

Другим человеком, чье отсутствие могло привлечь внимание герцога, был, конечно, синьор Раньери, но Чезаре слишком был озабочен вопросом, где Синибальди. Его красивое бледное лицо было задумчиво, а тонкие длинные пальцы теребили шелковистую рыжеватую бороду.

Банкет близился к концу, и в центре зала освобождали место для присланных из Мантуи актеров, которым предстояло сыграть комедию для развлечения собравшихся. Однако вопреки ожиданиям вместо предстоящей комедии, похоже, надвигалась трагедия, и актером, широкими шагами вошедшим в зал, чтобы произнести пролог, оказался Барбо, сержант отряда Грациани. Он кулаками разгонял слуг, пытавшихся преградить ему дорогу, и, тяжело дыша, выкрикивал:

— Прочь с дороги, олухи. Я сказал вам, что должен поговорить с его высочеством. Прочь с дороги!

В зале воцарилось молчание. Одних испугало вторжение, другие считали, что это может быть началом предполагавшейся комедии. Тишину прорезал металлический голос герцога.

— Пусть подойдет!

Слуги с радостью отступили от Барбо, поскольку кулаки у него были тяжелые, и он не скупился на удары. Он прошел по залу, по-солдатски вытянулся перед герцогом, и по всей форме отсалютовал ему.

— Кто вы? — отрывисто спросил Чезаре.

— Мое имя Барбо, — ответил солдат. — Я сержант из отряда мессера Анджело Грациани.

— Почему вы ворвались сюда таким образом? Что привело вас?

— Измена, синьор, — вот что! — взревел солдат во всю глотку, возбудив тем самым любопытство всех присутствующих.

Один Чезаре остался невозмутимым. Он оглядел принесшего новости солдата и ждал его подробного доклада. Тогда Барбо приступил к рассказу о событиях в доме Раньери. Он говорил отрывисто, и его голос дрожал от гнева:

— Мой капитан, мессер Грациани, лежит с проломленной головой, иначе он был бы на моем месте и, вероятно, смог бы доложить более подробно обо всей этой истории. Я могу сообщить вам только то немногое, что мне известно. По его указанию мы — десять солдат — вели наблюдение за одним домом, куда он отправился в седьмом часу вечера. Нам было приказано ворваться туда, если будет дан условный сигнал. Этот сигнал мы получили. Действуя согласно приказу, мы…

— Подождите! — прервал герцог. — Рассказывайте яснее и по порядку. Вы говорите — один дом. Чей это был дом?

— Дворец синьора Раньери, ваше высочество.

После этих слов по залу пробежала волна изумленных восклицаний, но тут всех привлекло другое обстоятельство. Принцесса Синибальди, сидевшая справа от герцога, побледнела и без чувств откинулась на спинку своего кресла. Сопоставив некоторые факты, Чезаре нашел наиболее вероятное решение загадки отсутствия принца Синибальди. Он теперь почти наверняка знал, где венецианец проводил этот вечер, и, хотя Барбо еще не сказал ему, о какой измене шла речь, герцог не сомневался, что Синибальди был в этом замешан. И в тот момент, когда он понял это, сержант продолжил свой прерванный рассказ:

— По сигналу мы ворвались внутрь…

— Подождите! — вновь прервал его герцог, повелительно подняв руку.

Последовала краткая пауза. Барбо нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая разрешения продолжать, а Чезаре, спокойный и непроницаемый, нашел глазами мессера Паоло Капелло, венецианского посланника, сидевшего слева от него, в глубине зала. Герцог отметил напряженность его позы, волнение на круглом бледном лице, что подтвердило его догадки.

Итак, Венеция была замешана в заговоре. Эти торговцы с Риальто [30] наверняка стояли за тем, что произошло в доме Раньери. А теперь посланник Венеции хотел как можно скорее узнать о случившемся с чрезвычайным послом, чтобы сделать необходимые шаги.

Чезаре была хорошо знакома ловкость Светлейшей республики и ее послов. Все вокруг него кишело предателями, и ему следовало действовать с предельной осторожностью. Мессер Капелло не должен услышать того, что мог рассказать солдат.

— Здесь слишком многолюдно, — обратился он к Барбо и встал.

Из уважения к нему все присутствующие также поднялись, все, кроме супруги Синибальди. Она тоже сделала усилие, чтобы встать, но, ослабла от страха, и ее ноги отказались повиноваться, отчего она, как на это обратил внимание Чезаре, осталась сидеть.

Вежливо улыбаясь, он сделал успокаивающий жест:

— Дамы и господа! Умоляю вас не покидать своих мест. Мне бы не хотелось, чтобы это событие обеспокоило вас. — Затем он повернулся к председателю государственного совета. — Если бы вы, синьор, позволили мне побеседовать минуту наедине с этим малым…

— Разумеется, синьор, разумеется, — нервно вскричал председатель, сконфузившись от почтительности, с которой к нему обратился герцог. — Позвольте, я провожу, ваше высочество. Здесь есть комната, где вас никто не побеспокоит.

Через весь зал они последовали в небольшую приемную, где Чезаре и Барбо остались наедине.

Комната была маленькая, но богато обставленная. В центре, на мозаичном полу, стоял стол, поддерживаемый массивными резными купидонами, возле него — огромное кресло, покрытое малиновым бархатом. Комната освещалась восковыми свечами, горевшими в роскошном подсвечнике, выполненном в виде группы поднимающихся титанов.

Чезаре уселся в кресло и повернулся к Барбо.

— Теперь рассказывай, — велел он.

Барбо наконец-то смог дать простор своему подогреваемому нетерпением красноречию. В мельчайших подробностях он рассказал о случившемся этой ночью во дворце Раньери, точно повторил слова, произнесенные Грациани, и в заключение объявил, что удалось задержать одного из заговорщиков — принца Марка-Антонио Синибальди.

— Надеюсь, синьор, я поступил правильно, — несколько нерешительно добавил сержант. — Похоже, что именно это приказал мессер Грациани. Однако арестованный говорил, что является послом Светлейшей республики…

— К черту Светлейшую республику и ее послов, — вспыхнул Чезаре, выдавая кипевшую внутри его ярость, но тут же овладел собой, подавив эмоции. — Не беспокойся. Ты хорошо сделал, — кратко сказал он. — Есть ли у тебя какие-нибудь соображения или подозрения относительно этого заговора? Что они замышляли и что намереваются сделать сегодня ночью?