Савмак. Пенталогия (СИ)

  "Кого же выбрать? Кого из них осчастливить?" - спрашивал он себя, ощупывая взглядом исхудалые лица ближайших к входу рабов по обе стороны прохода. Минний вдруг представил, как стоящие сзади надсмотрщики с лязгом запирают за ним дверную створку, оставляя его здесь, среди рабов (а ведь ещё минувшей зимой - страшно вспомнить! - это было с ним на самом деле). Чувствуя, как побежал по встопорщившейся "гусиной кожей" спине мороз, он едва удержался от желания немедля выбежать наружу, настолько явственной была мысль, что всё, происходившее с ним в последние месяцы, было всего лишь счастливым сном, и вот сейчас он опять проснётся в тёмном, зловонном бараке среди сотен таких же бедолаг.

  Так и не решившись пройти вглубь амбара, Минний спрашивал ближайших рабов из какого они племени (ясное дело, выбрать надо было из тех, чья родная земля была далеко отсюда и кто более-менее сносно овладел в плену эллинской речью), некоторым приказывал подойти, обнажить торс, показать зубы. Больше других ему приглянулись два молодых фракийца, братья-близнецы, успевшие к тому времени проглотить свою скудную пайку.

  - Как ваши имена?

  - Авлудзен.

  - Авлузелм.

  - Гм... Как давно вы в рабстве?

  - Три года.

  - Добавляй, "господин", тупая скотина! - вызверился на раба один из сопутствовавших Миннию надсмотрщиков. - Или тебя научить, как нужно разговаривать с эллином?!

  - Все три года на вёслах? - продолжил допрос Минний, переждав грозный рык услужливого надсмотрщика.

  - Да, господин.

  Отвечал всё время один из братьев, видимо, считавший себя старшим. Другой, назвав своё имя, безучастно стоял рядом, тоскливо глядя через открытую створку ворот за спинами греков (братья были почти на голову выше Минния) на узкую полоску чёрной воды и проглядывающий сквозь снежную кисею на той стороне берег, похожий на расчерченный тонкими стенами клеров горбатый панцирь огромной морской черепахи. Может, он просто хуже брата усвоил чужой язык?

  - Вы хорошо понимаете по-эллински?

  - Да, господин.

  - А ты? - обратился Минний к другому брату.

  - Понимаю.

  - Кем вы были у себя на родине?

  - Пастухами... Пасли в горах овец, господин.

  - Понятно... Знаешь, чьи они? - обратился Минний к надсмотрщику, учившему фракийцев вежливости.

  - Знаю, господин! - бойко отвечал тот. - Это рабы с "Морского угря" навклера Сикиона.

  - Ну, что ж, хорошо. Я забираю их. Ступайте оба за мной! - велел Минний близнецам и, развернувшись, направился к выходу.

  Сутуло кутаясь в куцые дерюги, впервые за два месяца вышедшие на свежий воздух близнецы метили босыми ногами пушистый белый ковёр, покрывший к этому времени улицы и крыши домов. С вожделением поглядывая на добротную одежду и обувь шедшего между ними и хозяином раба (в том, что это именно раб, не оставлял сомнений его ошейник; впрочем, скорей всего, это был не простой раб, а доверенный домашний надсмотрщик), они пытались угадать, какую работу им предстоит делать для этого грека, и надеялись, что с кормёжкой там в любом случае будет получше, чем в амбаре. По крайней мере, большой удачей было уже то, что их не разлучили, а забрали из барака обоих: их счастье, что этому греку, на первый взгляд человеку не злому, понадобилось два раба.

  Замыкал шествие в трёх шагах позади близнецов, с висевшим на левом плече круглым щитом и используемым вместо посоха коротким копьём, знакомый надсмотрщик с "Морского угря", следивший, чтоб фракийцы по дороге не выкинули какой-нибудь фокус (и чтоб пригнать их назад в барак, если Минний и Сикион вдруг не договорятся).

  Но Сикион Старший, которого Минний не без труда разыскал в гимнасии (в отличие от почти безлюдной агоры, залы гимнасия, как и соседние термы, были полны укрывавшимся от снегового ненастья народом), едва взглянув на приведенных Миннием тощих, как вяленая тарань, рабов, с превеликой охотой воспользовался возможностью сбыть их с рук до весны за символическую плату. Пришедший с Миннием граммат тут же на галерее, с которой Сикион с друзьями наблюдал за игрой в "оленя" (две команды стоявших в противоположных концах залы "охотников" по очереди пытались попасть мячом в метавшегося между ними "оленя"), составил стандартный арендный договор: вплоть до весеннего праздника Анфестерий (традиционного начала навигации) навклер Сикион отдаёт двух своих рабов-фракийцев, близнецов Авлудзена и Авлузелма, двадцати лет, в полное владение номофилака Минния за четыре драхмы; в случае смерти, побега или увечья, которое сделает их непригодными к работе в качестве гребцов, Минний обязуется уплатить Сикиону по 15 драхм за каждого. Минний прибавил пункт, согласно которому он мог при желании за эту же сумму заполучить упомянутых рабов в полную бессрочную собственность. Один экземпляр скреплённого печатями продавца, покупателя и двух свидетелей договора остался у Сикиона, другой Минний передал Лагу.

  "Обмыв", как полагается, с Сикионом и свидетелями взаимовыгодную сделку канфаром доброго вина, Минний отправился с Лагом и двумя новыми рабами в соседние термы. Спросив у встретившегося в коридоре банного раба, есть ли свободные ванны (их, разумеется, не было), Минний велел дать знать, как только одна из ванных комнат освободится.

  Отсыпав в ладони Лага из скрытого в широком скифском кожаном поясе кармашка горсть монет, Минний послал его в торговые ряды купить для новых рабов добротные хитоны, штаны, башмаки (размер ступни у близнецов и Лага был примерно одинаков), шерстяные паллии с капюшонами и войлочные пилосы. Заведя голых близнецов в раздевалку (их грязные рубища унёс сикионов надсмотрщик), куда с наступлением зимних холодов перебрались с агоры брадобреи, он приказал брадобрею начисто сбрить все их кишащие паразитами волосы: с головы, лица, подмышек и паха, а сам тем временем, оставив под присмотром фракийцев свой посох, одежду, скифики и пояс с деньгами, отправился поплавать в бассейне.

  Из-за валившего с утра снега, поддерживаемый окружающими бассейн колоннами гипетрон - широкий проём в крыше - был накрыт огромной деревянной крышкой, двигавшейся на бронзовых шарах по специальным каменным желобам, и сумрак в центральной зале разгоняли пылавшие попарно у каждой из четырёх дверей смоляные факелы да развешанные вдоль стен масленые светильники.

  В бассейне, как и в зале, в этот день из-за ненастья было особенно много народу: тёмная вода просто кипела от купальщиков. Женщин среди них, правда, было немного - большинство в такую непогодь не рискнуло высунуть нос из дома. Сколько ни скользил Минний взглядом по лицам, ни в бассейне, ни в зале, он нигде не обнаружил ни Агафоклеи с Каллиадом, ни Агасикла с Аполлонидой. Зато вдова Сополиса опять была здесь, на сей раз, правда, без дочери.

  - Что же ты не пришёл, Минний? - спросила она с ласковым упрёком, подплыв к бортику, у которого остановился с задумчивой миной на лице Минний. - Мы с дочерьми столько всего вкусного приготовили на ужин, а ты прислал вместо себя Мегакла.

  - А чем плох Мегакл? - улыбнулся Минний. - Он так нахваливал твоё гостеприимство.

  - Всем хорош, кроме того, что женат. А нам нужен муж, а не любовник, - пояснила с улыбкой ткачиха. - Ну так что, может сегодня заглянешь?

  - Не знаю, получится ли сегодня. Как стал номофилаком, столько новых дел навалилось, всем вдруг понадобилась моя помощь... - ответил со вздохом Минний, сходя по лестнице в бассейн.

  - Для дел есть день, - возразила Аркеса, тотчас подгребя к нему, едва он оказался в воде, - а ночью какие дела? Ночи надо посвящать собственным удовольствиям.

  - Согласен, только дни сейчас такие короткие, что поневоле приходится уделять чужим делам и часть ночи, - пояснил Минний. - Но раз обещал, то как-нибудь непременно зайду: мне самому не терпится познакомиться с тобой поближе, - заверил он, с трудом удержавшись от желания сдавить в ладонях дразняще выпиравшие из воды у самой его груди аппетитные сиськи ткачихи и вставить ей прямо в бассейне.