Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Ну что, Главк наконец вернулся? - не стал терять время на приветствия Палак. - Симах сказал, он привёз Полимеда?

  - Не совсем так, государь. Полимед приехал один. Точнее, в сопровождении десятка охранников-сатавков, - ответил Посидей, глядя прямо в глаза Палаку. - Басилевс Перисад прислал его к тебе с поздравлениями и дарами. А Главк и сотня сайев задержаны в Пантикапее в обеспечение его безопасности.

  - Ах, вот оно что! - воскликнул Палак и, покосившись через плечо на навостривших уши стражей у дверей гинекея, добавил, понизив голос. - Ну, пойдём, расскажешь подробнее.

  И царь направился в хорошо знакомые Посидею, расположенные между Большой залой и покоями Симаха комнаты с красивой греческой мебелью, в зимнее ненастье бывшие жилищем и рабочим кабинетом Скилура, часто обсуждавшего там с доверенными советниками государственные дела. Теперь же они перешли в распоряжение нового царя, имевшего, как и все царевичи, в переднем дворце и собственные покои.

  Сев на указанный плюхнувшимся в широкое мягкое кресло Палаком стул, Посидей рассказал, что менее получаса назад к нему неожиданно заявился купец Полимед, приехавший скрытно в простой скифской кибитке всего с десятью охранниками сатавками. Причём ехал он по размокшей от дождей дороге без спешки, добравшись из Пантикапея до Неаполя лишь на третий день. Первым делом Полимед показал Посидею привезенные от Перисада подарки: украшенную полутора десятками крупных самоцветов золотую корону для царя и четыре красивые золотые пекторали для его жён, и попросил у Посидея помощи в сохранении мира и прежнего доброго согласия между Скифией и Боспором.

  - Так что, Перисад принял мои условия? - спросил Палак, отведя глаза от пристального взгляда Посидея.

  - Я не успел спросить об этом его посла, так как сразу поспешил сюда, - ответил старик.

   - А ты сам как думаешь?

  - Полагаю, он приехал торговаться... Государь, лучше немного уступить и покончить с этим по-доброму, не доводя дело до войны и кровопролития. Твой великий отец при желании мог бы покорить Херсонес и Боспор, но не стал этого делать, потому что хорошо понимал, как важно для скифов иметь эллинов друзьями и союзниками, а не врагами.

  - Мой отец пятьдесят лет копил силы, и теперь их накоплено достаточно!

  - Да, но этой силой следует пользоваться с мудрой осторожностью. Война - слишком опасное и дорогое удовольствие: ведь всё, что копилось годами и десятилетиями, по воле богов может быть потеряно за один день.

  - Ха-ха! У меня под рукой пятьдесят тысяч великолепных конных воинов, жаждущих испить вражеской крови! Ведь из-за того, что мы долго ни с кем не воевали, многие не могут привести в дом жену! Все вожди и скептухи, всё войско там, на Священном поле ждёт и хочет войны. Никто не хочет мира!.. А ты что скажешь, Симах? - обратился Палак к сидевшему слева на низеньком табурете с вощёной табличкой и резным костяным стилосом в руках секретарю. - Смогут ли боспорцы противостоять нашему войску?

  - Куда им против нас, государь! Они потому и прислали Полимеда просить о мире, что не надеются одолеть нас в битве. Может, надеются, что мы удовлетворимся головой Полимеда? - предположил Симах.

  - Хе-хе! Ладно, пошли Зариака в табор объявить вождям о приезде боспорского посла. Пусть немедля съезжаются сюда: послушаем, что нам скажет Полимед, а затем примем решение.

  - Только прошу, государь, сохраняй в разговоре с послом царственное спокойствие и хладнокровие. Помни, что Главк и сотня сайев в Пантикапее ответят за его голову своими головами, - обратился Посидей по старой памяти с наставлением к Палаку, прежде чем отправиться домой за боспорским гостем.

  К полудню полсотни человек высшей скифской знати собрались в Тронной зале, с нетерпением ожидая появления царя и боспорского посла. Все понимали, что именно сегодня, в этой самой зале решится - быть или не быть войне.

  Палак вышел из левой боковой двери, в сопровождении Иненсимея и Симаха, в полном царском облачении: обшитом чеканными золотыми пластинами алом кафтане, с украшающей грудь вокруг шеи пекторалью, в узких коричневых штанах, отделанных золотом красных скификах, в усыпанной самоцветами золотой тиаре, с заткнутой за золотой пояс царской булавой...

  Склонив головы, вожди хором пожелали царю здравствовать тысячу лет. Молча кивнув в ответ, Палак уселся на вышитую золотой нитью подушку в центре бычьей шкуры, после чего его советники и вожди расселись по краям ковра: каждый на отведённое ему по старшинству и близости к царю место.

  Поймав взгляд царя, стоявший у входных дверей глашатай громогласно объявил:

  - Полимед, сын Полимеда, посланец боспорского царя Перисада просит дозволения лицезреть светлые очи владыки скифов!

  - Пусть войдёт, - дозволил Палак.

  Створки дверей тотчас распахнулись, впустив томившегося перед входом в окружении десяти пеших сатавков и полусотни конных сайев боспорского посла. Прижимая обеими руками к груди отделанный перламутром и золотыми гирляндами ларец, Полимед дошёл на подкашивающихся ногах до середины ковра и, наткнувшись, как на остриё копья, на холодный змеиный взгляд Палака, от которого у него по хребту побежали мурашки, согнулся в долгом поясном поклоне. Распрямив, наконец, спину, он забегал пугливым взглядом по нахмуренным лицам сидевших вблизи царя вельмож в поисках Посидея. Поймав его вопрошающий взгляд, Посидей ответил едва заметным подбадривающим кивком. Тогда, набравшись смелости, Полимед вновь перевёл взгляд на Палака и, не отрывая глаз от угрожающе торчащей у его живота шипастой булавы, смог выдавить из себя непослушным, заплетающимся, как у пьяного языком, старательно заученные слова приветствия:

  - М-мой гос-сподин, П-перисад, сын П-перисада, басилевс Б-боспора, м-моими недостойными устами выражает с-свою величайшую радость по с-случаю избрания П-палака, любимого с-сына своего великого д-друга и с-союзника С-скилура владыкой и повелителем с-скифов, желает царю П-палаку тысячи лет радости, б-благополучия, п-процветания и с-счастливого царствования, и просит п-принять от него по такому счастливому с-случаю эти дружеские д-дары для царя и его п-прекрасных жён.

  И Полимед передал ларец стоящему в двух шагах справа глашатаю. Тот прошёл с ларцом в вытянутых руках вперёд, поставил его перед Палаком на край царской ступени и откинул крышку. Сидевшие поблизости вельможи, вытянув шеи, пытались разглядеть, что находится в ларце. Кажется, никто бы не удивился, если б и в этот раз Зариак извлёк из него украшения из бронзы и меди. Но глашатай выложил из ларца на всеобщее обозрение на бычью шкуру сперва зубчатую, украшенную самоцветами корону (надо будет ещё проверить золотая она или только позолоченная!), затем четыре различные по форме и узору, но в равной мере изящные золотые женские пекторали.

  Оглядев боспорские дары с показным пренебрежением и не пожелав в ответ здоровья, радости и благополучия басилевсу Перисаду, Палак потребовал объяснить, почему Перисад проявил такое неуважение к царю Скилуру, поднеся ему, словно нищему, жалкие поделки из меди и бронзы.

  Молитвенно сложив ладони у груди, Полимед поклялся всеми богами, что дары, положенные в ларец для царя Скилура в присутствии самого басилевса Перисада, были все из чистого золота.

  - Так значит это ты, сын собаки, подменил их по дороге в Скифию?! - гневно воскликнул Палак.

  - Н-нет! К-клянусь, это н-не я!

  Багровая краска на лице Полимеда вмиг сменилась мертвенной бледностью, губы затряслись мелкой дрожью. В его голове вихрем пронеслись воспоминания о допросе, учиненном ему Аполлонием в его дворцовом кабинете, после того как Перисад приказал ему ехать послом в Неаполь. Вонзившись в него колючим недоверчивым взглядом, тесть потребовал рассказать ему всю правду: это он подменил дары? Полимед горячо поклялся, что не он, рассказал о ссоре с женой, в самом деле предложившей ему подменить дары (об этом Аполлоний мог узнать от своей внучки), но и сама Андокида не могла тайком от него произвести подмену: где бы она нашла в одну ночь посуду для подмены? К тому же (не моргнув глазом, солгал он для пущей убедительности), утром перед отъездом он проверил содержимое ларца - всё было на месте. Затем, приблизив губы к самому уху Аполлония и с опаской поглядывая на закрытую дверь, Полимед шёпотом высказал тестю свою убеждённость в том, что дары подменили следующей ночью в доме Хрисалиска, опоив его за ужином вином с сонным зельем. И он честно рассказал, как открыл утром в своей кибитке царский ларец, увидел подмену и в панике испортил ключ, поскольку сообщать об этом Лесподию и Оронтону было уже поздно - они приближались к Ситархе.