Дикое золото

то наконец, он полез в карман, вытащил первую монетку, какая только попалась:

– Благодарю, Макар Шукшин, наше вам с кисточкой…

– Много даете, господин анжинер, – серьезно сказал юный Макар. – Цельная полтина, вон и написано на ней…

– А ты и читать умеешь?

– И писать даже помаленьку. Дьячок учил. Отец с мамкой сюда из центральных губерний приехали, счастья искать, я даже письма родне пишу…

– Молодец, – нетерпеливо сказал Бестужев. – Глядишь, писателем будешь… Оставь полтину себе.

И торопливо направился к зданию, исполнявшему здесь функции гостиницы для чистой публики. На столе, у коего сидели Семен с Пантелеем, естественно, не наблюдалось ни казенной, ни закуски. Лица у обоих были неприятно серьезные.

– Что стряслось? – спросил Бестужев, тщательно прикрыв за собой дверь и убедившись, что под окном не торчит какая-нибудь любопытная Варвара.

– Я его узнал, Алексей… Леонид Карлович. Непременно он, и никакой ошибки! – свистящим шепотом поведал Пантелей.

– Кого?

– Барчука. Инженера. Он самый…

– Тихо, тихо, – сказал Бестужев. – Не части и говори толком, ничего не понимаю. Какой инженер?

– Мельников Георгий Владиславович, губернский секретарь, горный инженер, заведующий Шантарской золотоплавочной лабораторией, – отчеканил Пантелей. – С которым вы, направляясь в контору к Иванихину, беседовали некоторое время. Аккурат у колодца.

– И что?

– Я в девятьсот третьем этого самого Мельникова полгода водил по Питеру, – сказал Пантелей. – И в девятьсот четвертом тоже, с февраля по май. Был к нему персонально приставлен, на пару с покойным Кузьмой Штычковым. Нам, сами понимаете, далеко не всегда знать положено, кого ведешь и зачем, но про него я знаю доподлинно. Социал-демократ видный, как же-с, известно…

– Так… – протянул Бестужев, чувствуя даже не охотничий азарт – тупое недоумение. – Ошибки быть не может?

– Какое там, – солидно сказал Пантелей. – Чай, не новички, знаем службу. Походочка у него такая… характерная. Этакие походочки обычно попадают в описание примет, как с ним и было. Шифровали мы его сначала Барчуком, а потом Инженером. Точно так же большей частью в инженерном ходил, с горной фуражкой, как и теперь.

– Значит, был причастен?

– Еще как, – твердо сказал Пантелей. – По таким квартирам шлялся и с такими личностями встречался, что причастен к нелегальщине прочно, словно блохи – к барбоске. Нет, Леонид Карлович, ошибиться я никак не мог. Как увидел, сначала по личности не опознал, а потом, когда вы с ним распрощались и он направился этой своей походочкой, меня словно шилом в… ну, прошило: он самый! Вы у нас человек новый, тех горячих годков не помните, а нам-то досталось… Однажды, в мае четвертого, его молодцы меня засветили. Были у него, как выяснилось, молодцы, судя по ухваткам, боевички. Заманили на крышу, на Шпалерной и чуть вниз не сбросили. Спасибо Кузьме, не бросил, засвистал, они и всполохнулись, убежали… Не так уж и часто под смертью ходил, так что запомнил накрепко – и тех молодцов, и Барчука…