Дикое золото

 – признался Бестужев.

– Помните, как они ходили ночью на хладбище смотреть чертей, которые должны были прийти за свежим покойником?

– Да, припоминаю смутно…

– Пойдете со мной ночью к шаманкиной могиле? – Ее глаза не смеялись, смотрели испытующе. – Только предупреждаю сразу: она может и встать…

– Пойду, – твердо сказал Бестужев. – Но разве вы имеете возможность…

– Знали бы вы, Алексей, сколько у меня возможностей… – рассмеялась она. – Есть известные границы, поставленные грозным родителем, а в остальном – простор для дикарки… Я у вас помяукаю за окном согласно Твену.

– Лишь бы это не было для вас опасно…

– Для меня? – подняла она брови.

Брови были темные, под стать глазам. Волосы и брови разного цвета с незапамятных пор служили признаком породы. Один бог ведает, почему это вдруг проявилось в купеческой дочке, чье генеалогическое древо вряд ли было известно в точности и вряд ли украшено дворянами, – но это было прекрасно…

Отъехав от края на несколько саженей, ближе к лесу, она откинула полу кожаного шабура и вытащила из коричневой большой кобуры американский кольт. Пистолет казался слишком тяжелым для девичьей руки, но ствол не колыхнулся, когда Таня направляла его к ближайшему дереву.

Выстрел. Второй. Третий. Кони, словно были строевыми, даже не шелохнулись – видимо, к выстрелам их специально приучили. Бестужев смотрел во все глаза – и видел, как с каждым выстрелом отлетала с ветки зеленая продолговатая шишка.

– Ну как? – поинтересовалась она, пряча пистолет в кобуру. – Меня хорошо учили… Я дикарка, вы не забыли?

Бестужев только и смог, что покрутить головой. Стрельба была мастерская, что тут скажешь.

…Он давно уже чувствовал себя прямо-таки окрыленным. Мог поклясться, что слышит пресловутую музыку сфер. Хотя ничего обнадеживающего, если холодно разобраться, и не было – подумаешь, не отняла руку там, на обрыве, подумаешь, улыбнулась при расставании, глядя в глаза…

– Господин анжинер!

Он остановился с маху, недоумевающе огляделся. Улица была пуста, единственным человеческим существом, которое могло к нему обращаться, был босой мальчишка совершенно деревенского вида, скуластый и щупленький.

Видя, что Бестужев его наконец заметил, мальчишка сказал:

– Господин анжинер, меня Макаркой Шукшиным кличут…

– Приятно слышать, – сказал Бестужев легкомысленно. – И что ж тебе от меня нужно, Макарий?

– Макарий – так иереев кличут, а я попросту Макар…

– Учту, – сказал Бестужев. – Непременно учту. Так что ж тебе нужно, Макар?

Мальчишка хитро, предусмотрительно оглянулся, посунулся поближе:

– Меня к вам, господин анжинер, дядя Пантелей послали. Дали гривенник. Велели вас непременно отыскать, мол, вы из хозяйского дома рано или поздно выйдете… Они вас ждут уж на праздник, казенная с закуской готовы, аж слюнки текут…

«Какой еще праздник? Какая закуска?» – растерянно подумал Бестужев. До него не сразу дошло, что подчиненные попросту под самым благовидным предлогом вызывали его на встречу. Сообразив это