И вновь — наш старый дом, наш старый сад,
И срок цветения едва лишь начат,
Но Иначе деревья шелестят, —
Как будто надо мною тихо плачут.
Года, сменяясь, все переиначат.
Навстречу мне уже не выйдет мать,
И лишь деревья надо мною плачут,
Ветвями нежными хотят обнять.
Ты припомнил, ты счел миновавшие дни
И подходишь к черте, где кончается счет…
Сколько дней, приносивших лишь скорби одни,
Сколько дней, окрылявших и звавших в полет!
Но от радости жгучей твой взгляд не угас,
И от стонов душа не оглохла твоя:
Счастья луч, в дымку слез проникавший не раз,
В сердце радугой встал, скорбь и радость тая.
Жар солнца оскудел, в закатный час уходит зной,
Под ветром лишь слегка дрожит листва в закатный час,
Пылают облака, луга объяты тишиной,
На зов издалека — ответа нет в закатный час.
В закатный час от нас уходит солнце в край иной,
От темноты ночной уносит свет в закатный час.
Безмолвная гора вдали темнеет предо мной.
Лишь тьма, немая тьма тебе вослед, закатный час.
На берегу Воротана, моего Воротана,
Молоденькая одна — сторожит мой путь.
Весточку от меня кто бы отнес желанной,
Чтоб осушила глаза и смогла бы легко вздохнуть!
Товарищ неведомый мой, сделай дело святое:
Если увидишь ее, поклонись ей, не позабудь.
В душе у нее — печаль, на пальце — кольцо золотое.
С рассвета и дотемна сторожит мой путь.
На берегу Воротана — мать моя в горе.
Глаз не спускает с окна — сторожит мой путь.
Трудные слезы в ее истомленном взоре,
Ей ни покоя, ни сна, — сторожит мой путь.
Та, что мне песнь колыбельную пела с любовью,
Та, что растила меня, жизнь забывая свою,
Та, что отточенный нож клала мне в изголовье,
Чтобы бесстрашен я был, непобедим в бою…
На берегу Воротана — отец мой седоголовый,
Тот, что правдивое сердце вложил мне в грудь,
Тот, что учил отличать доброе дело от злого,
С полною чашей вина — сторожит мой путь.
На берегу Воротана — дедовская могила.
Издали всем видна — сторожит мой путь.
Доброе небо ее голубым укрыло.
С детством моим сроднена — сторожит мой путь.
Пьете вино расставанья — горше и нет вина.
Близкие, ждете меня, горячо, неустанно.
Скоро — клянусь вам, клянусь — возродится весна
На берегу Воротана, моего Воротана…
Дремучие леса, заоблачные горы,
Окрашенный лазурью отчий дом…
О жаворонок мой, о детство, слишком скоро
Из сердца взмыло ты, блеснув крылом.
Встревоженный птенец стремился не на зов ли
Борьбы морской, где с валом бьется вал.
Я вслед тебе глядел с высокой нашей кровли
И звал тебя, неутомимо звал.
Меня не слышал ты, летящий в жизнь большую,
Тебя манили дальние бои.
И вот я снова здесь, и снова здесь ищу я
Оброненные перышки твои.
Что скажет ветер мне, иль облако, иль птица,
Иль трепетное зеркало ручья?..
Они уже не те, для них ты небылица,
Тебя, мой дальний, помню только я.
Когда ж веселое дитя мое заплачет,
Ручного жаворонка упустив,
Ты, детство, вновь со мной, и день едва лишь начат,
Проверь меня, — я всей душою жив.
А ты, дитя мое!.. Тебе, как мне когда-то,
Цветов и птиц так радостен привет.
Природа вечная меня хранила свято,
Чтоб заново явить на белый свет.
Поет ребенок мой. Как помню тот напев я,
Как властно он зовет меня опять…
Укрылись в сумерках тропинка и деревья,
Меня домой с крылечка кличет мать.
Я сердцем верен вам, дремучие дубровы,
Просторы гор, лазурью крытый дом…
Вы стали песнею, будя за словом слово,
Чтоб я сказал о самом дорогом.
Красуешься под ветерком, сверкаешь свежею листвой,
Дневной дороге тень даришь, глубокой ночью ждешь
зари.
В теснинах сердца моего звонкоголосый говор твой,
О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь
Наири!
Ах, как взметнувшийся костер, стоит зеленый твой огонь.
Я издали тебя молю, гори, мой трепетный, гори!
Изжаждавшиеся поля желанною прохладой тронь,
О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь
Наири!
Поет мой жаворонок-сын, играючи в тени твоей.
Его получше приголубь, порадостнее одари,
Листвой веселой осени, отцовской ласкою согрей,
О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь
Наири!
Меча и пламени певец, хочу я лишь твоей любви,
И если в праведном бою прикажет родина: «Умри!» —
Умру, чтоб вольным быть тебе, исчезну я, а ты живи,
О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь
Наири!