Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Слово святое господне, церквей красота и величье,

Звучные наши псалмы и сердечные наши молитвы —

Хуже навозного смрада для этих гнусных людишек.

С толку барина сбили театры, пирушки да ломбер.

Слуги его распустились, руки хозяйской не чуют,—

Где же, где же она, былая благопристойность!»

Так меж собою они толковали. Уж свадьба кончалась,

Вдруг прибежал в лаптях работник Блеберса шустрый:

«Навеселились, поди! Ну, так пир затевается новый!

Бендиксас режет гуся,— поглядите, как суетится;

Пайкжентис, нож навострив, барана рядом свежует,

Неподалеку быка однорогого Ваушкус режет;

Миколс палит кабана усердно среди огорода,

И напустил он кругом дымищу такого, что в небе

Не различить ни звезд, ни луны холодной, ни солнца.

Вдосталь будет колбас, чтобы досыта гости наелись,

Ибо и сала свиного, и окороков для копченья

На зиму много висит на крюках у крестьянина ныне.

Но заложили в трубу мясца добротного снова,

Так что теперь наконец пировать по-литовски мы станем,

Душу хоть чуть отведем, хоть на миг о невзгодах забудем.

Только не думайте вы, услышав речи такие,

Что для насмешки над нами они, мол, сказаны были.

Слишком уж, братцы мои, мы в полях намаялись тяжко,

Знали одно всегда — что бежать на барщину надо:

То вывозить навоз, то пахать, боронить, или сеять,

Сено косить, сгребать и укладывать на сеновалы,

Иль наконец урожай отвозить в сараи да клети.

Ах, в непрестанном труде мы с зари до зари пребывали,

Ливни частенько хлестали по нашим натруженным спинам.

Лица и головы нам обжигало знойное солнце;

Мы, на работы спеша, давились кашей сухою,

В завтрак, обед с трудом жевали черствые корки,

Часто мы жажду в жару утоляли, квас разбавляя

Мутной водою, из лужи зачерпнутой где-нибудь в поле.

Так изобильно пот стекал со лбов воспаленных,

Что за ручьями ручьи бежали по подбородку.

Крепко намаялись мы и немало горя хлебнули.

Ну, так стряхнем поскорей невзгод постылое бремя,

Повеселимся хоть раз на пирушке дружеской, братцы,

Ведь для того и господь одаряет нас милостью щедрой,

Чтобы такие, как мы, натрудившись, набедовавшись,

Ожили сердцем опять, подкрепились едою обильной.

Все мы трудиться должны, ибо есть повелел нам всевышний.

Должно нам есть для того, чтобы нас не покинули силы,—

Так что сегодня скотину коли и режь, не жалея.

Если откормишь бычка, его забивай без раздумья,

Режь, не щадя, овец и баранов комолых не милуй,

Куриц, уток, гусей вари горшками большими,

Ты кабана заколи, поросяток пестрых вдобавок.

Ешь на здоровье, дружок, крупяные с салом колбасы,

Жирного мяса возьми и колбас мозговых понаделай.

Если же мало тебе, то свиную кишку потрохами

Плотно набей, не боясь, что лопнет и разорвется.

Ты, набивая колбасы, смотри не забудь о печенке.

Снедь такая тебе, конечно, будет на пользу.

Знаешь небось, весна какою тощей бывает,—

Ну, так в навозницу ты, отдыхая, шкварок нажаришь

Либо в страду, спеша на «милую» барщину нашу.

Либо же дома, трудясь, ветчинки сваришь, быть может».

«Тут и сноровка нужна,— произнес рассудительный Лаурас,—

Действовать надо с умом, если осенью режешь скотину.

А принимаешься есть — рассчитай хорошенько запасы.

Разве разумно, скажи, коли осени тучной дождешься

И обжираться начнешь беспечно мясом и салом,

Изо дня в день в корчму — поближе к хмельному таскаться.

Кажется, слышали вы, как Дочис, наш старый знакомый,

Пьянствуя целыми днями, обжорству меры не зная,

После того по селу ходил, как нищий последний.

Досыта ешь, сынок, но будь поблагоразумней,—

Много проходит дней, покуда год не иссякнет,

Требует каждый из них кусков, чтоб насытиться, много.

Встал и позавтракал утром, а там и обедать садишься,

Под вечер снова еды неуемный просит желудок,

Нe говоря уж о том, что и полдник, бывает, устроишь,

Если на лишний кусок потянет в страдную пору.

До пресыщения, значит, не каждый день наедайся,

Будто на свадьбе какой, пирушке или крестинах,

Помни, не каждый день веселить свой желудок ты должен.

То-то посетуешь, если останешься вдруг без приправы,

Если придется в нужде пробавляться похлебкою пресной.

Репа, морковь, пастернак, петрушка, также и редька,

Добрый наваристый борщ из свеклы и кислой капусты

Вперемешку с бобами, горох, тушенный в горшочке,

Вкусный, густой шюпинис и крупа, дробленная мелко,

Если ее с киселем разварить потом хорошенько,

Также, скажу, и картофель, будь жареный, будь он печеный,

Ну и, конечно, грибы с приправою разнообразной —

Все это вкусно и сытно, пойдет, конечно, на пользу,

Ежели каждый день в еде знать меру ты будешь,

Ежели помнить будешь о завтрашнем дне за едою.

Но не посетуйте вы, коли слово еще вам скажу я:

Много встречается нынче, соседи, таких негодяев,

Что, от литовцев родясь, говоря на литовском наречье,

Нам на великий позор примером немцев избрали.

Много меж нами таких, что, хватив хмельного чрез меру,

Песни немецкие петь приучаются и сквернословить

И, словно немцы, торчат в шинках с утра до полночи.

Не потому ли иной, до последнего слопав запасы,

На смех людям честным на карачках ползет полуголый?

О, расточители! Нас, недостойных людей, для того ли

Благами изо дня в день одаряет щедро всевышний,

Чтобы, не зная забот, мы потом обжирались, как свиньи?

Брюхо свое ежедневно побаловать нужно, конечно,

Но не забудь и того, что прикрыть его надо одеждой».

«Да, это истинно так! — промолвил, шамкая, Бужас.—

Мы-то ведь знаем небось, каковыми рождаются люди:

Лапотник — так же, как барин, на свет является голым,

Голым родится король, как из подданных нищий последний.

Нищий так же, как барин хитрейший, рождается глупым,

Кормятся оба они небось молоком материнским,

Оба — барчук на шелках, на соломе — младенец крестьянский -

Плачут, пока разуметь они не начнут мало-мальски,

Бурас-малыш и барчук преисправно марают пеленки;

Тряпочкой нужно зады обтирать, без сомненья, обоим,

Нужно тому и другому пеленки мыть постоянно.

Братцы мои, не дивитесь речам моим странным нисколько,

Милые, честью клянусь, говорил я сущую правду.

Горестно плакать, кричать человек любой начинает,

Только-только на свет явясь из темной утробы;

После из люльки нередко зовет он спросонья на помощь.

Бурас-малыш и барчук при рожденье беспомощны оба,

Только, когда барчука в постель с почетом относят,

Бураса тут же спешат положить куда-нибудь в угол

Иль, спеленав, оставляют его на убогой рогоже.

Много ль богатств они с собою приносят, скажи-ка?

Барин еще никогда с мечом в руке не рождался,

Из материнского чрева бедняк не являлся вовеки

Ни с бороною-зубаткой, ни с вилами, ни с грабловищем.

Высокородные баре средь бурасов чванятся, будто

Плавает, лоснится жир поверх похлебки горячей.

А горемыка-крестьянин, как снимет дырявую шапку,

Так, ослепленный их блеском, трясется у печки холодной

Или же издалека перед ними гнется в поклоне.

Каждому место его, видать, назначил всевышний,

Чтобы, спесивясь, один властелином расхаживал грозным

И каждодневно другой в грязи да в навозе копался.