Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Питье селедкой заедал;

Седьмую высуслив осьмуху,

Подонки в кубок наливал.

«За что, скажи, любимый батя,

Обида моему днтяте?

Чем прогневил тебя Эней?

Моим сынком играют в свинки!» -

Венера всхлипнула, слезинки

Из глаз посыпались у ней.

«Уж не видать бедняге Рима

Ни в сладком сне, ни наяву,

Точь-в-точь как пану хану Крыма.

Скорей издохнет черт во рву!

Ты знаешь сам — когда Юнона

Пестом задаст кому трезвона,

Так загудят в башке шмели.

Вот колобродить мастерица!

Но ты заставь ее смириться,

Угомониться ей вели!»

Последнее допив из кубка,

Юпитер свой погладил чуб:

«Ох, доченька моя, голубка!

Поверь, я в правде тверд, как дуб.

Эней забудет все мытарства,

Он сильное построит царство,

Немаловажный станет пан,

Свой род возвысит, не уронит;

Весь мир на панщину погонит;

Над всеми будет атаман.

Проездом завернув к Дидоне,

Начнет он куры строить ей,

Полюбится ее персоне

И запирует наш Эней.

Попонеделышчай! Тревогу

Откинув, помолись ты богу!

Все сбудется, как я сказал».

Венера низко поклонилась,

Учтиво с батюшкой простилась,

А он ее поцеловал.

ЧАСТЬ 3

Эней дивился преисподней.

Совсем не то, что этот свет:

Куда мрачней и безысходней!

Ни звезд, ни месяца там нет.

Там зыблется туман великий,

Там слышны жалобные крики.

Анхизов сын оторопел,

Увидя, сколько душам грешным

Грозило мук в аду кромешном,

Какую кару кто терпел.

Смола, живица, нефть кипели,

Под ними полыхало, страх!

И, словно в огненной купели,

Сидели грешники в котлах.

Им воздавали полной мерой,

Бурлящей обливали серой,

Не уставали их терзать.

Какие чудеса там были —

Пером я описать не в силе

И в сказке не могу сказать.

Панов за то и мордовали,

И припекали в свой черед,

Что людям льготы не давали,

На них смотрели, как на скот,

Паны за то дрова возили,

В болотах очерет косили,

Носили на растопку в ад.

Их черти сзади подгоняли,

Железным прутовьем шпыняли,

Кто отставал — был сам не рад!

Калеными рожнами спины

И животы безумцам жгли,

Что в смерти собственной повинны,

Из мира, не спросясь, ушли.

Им под бока ножи совали,

Кипящим паром обдавали,

Чтоб не спешили умирать.

Для них придумывали муки,

Дробили в тяжких ступах руки,

Чтоб не решались убивать.

Лгуны лизали сковородку.

Дрожавшим за свое добро

Богатым скрягам лили в глотку

Расплавленное серебро.

А тех, что сроду не женились

Да по чужим углам живились,

Тут черти вешали на крюк,

За бренное цепляя тело,

Которое грешило смело,

Не убоявшись этих мук.

Панов, подпанков крепко секли,

Не различая по чинам.

Досталось по заслугам в пекле

Всем, без разбора, старшинам.

Тут ратманы и бургомистры,

Все те, что на расправу быстры,

Цехмейстеры, и писаря,

И судьи, и подсудки были,

Что денежки с людей лупили,

Свой суд неправедный творя.

Разумники и филозопы,

Что любят напускать туман,

Попы, монахи, крутопопы,—

Чтоб знали, как учить мирян,

Чтоб не гнались за медяками,

Чтоб не возились с попадьями,—

Горели в адовом огне.

Чтоб звезд всезнайки не хватали,

Ксендзы, как жеребцы, не ржали,-

Держали их на самом дне.

Мужья, что женам потакали,

Прибрать их не могли к рукам,

На свадьбы часто отпускали,

Чтоб за полночь гуляли там,

Чтоб новобрачных провожали

Да в гречку с кем-нибудь скакали,

В больших рогатых колпаках,

В котлах, где клокотала сера,

Теперь сидели для примера

С тугой повязкой на глазах.

Родители, что не пеняли

Своим ленивым сыновьям,

Их баловали, выхваляли

Да гладили по головам,—

В кипящей нефти здесь варились:

Ведь сыновья с дороги сбились,

Трепали за чубы отцов

И смерти им желали скорой,

Чтоб с кладовых сорвать затворы

И отпереть замки ларцов.

Здесь были те, что речью сладкой

Смущали девушек тайком

И в окна по стремянке шаткой

Неслышно крались вечерком;

Обманывали, улещали,

Клялись и сватать обещали,

Стремясь к желанному концу,

А девушки от перечёса

До самого толстели носа,

Да так, что срам идти к венцу.

Все купчики, что с неклейменым

Аршином, с речью разбитной

На шумных ярмарках с поклоном

Сбывали свой товар гнилой;

Вьюны, пролазы, обиралы,

Мазилы-пачкуны, менялы,

Ростовщики и шинкари,

И те, что сбитень разливали,

И те, что ветошь продавали,

Все торгаши и корчмари.

Головорезы, прощелыги,

Бродяги, плуты, болтуны,

Все сводники и забулдыги,

Гадальщики и колдуны,

Разбойники и живодеры,

Мошенники, пропойцы, воры

Кипели в огненной смоле;

А цех мясницкий, цех скорняжный,

Цех шерстобитный, цех портняжный

Сидели всяк в своем котле.

Была здесь шляхта и мещане,

Паны здесь были, мужики,

Неверные и христиане,

И молодежь, и старики;

Здесь был богатый и убогий,

Здесь был прямой и колченогий,

Здесь были зрячие, слепцы,

И тьма военных, и гражданских,

Казенных множество, и панских,

Попы, миряне, чернецы.

Эхма! Лукавить нет охоты.

Солгав, лишь попадешь впросак.

Томились в пекле рифмоплеты.

Немало было там писак.

Великую терпели муку

За то, что нагоняли скуку.

Полон татарский — их удел!

Вот так и наш брат обожжется,

Кто пишет, не остережется.

Да ведь кой черт бы утерпел!

Там страхолюдную фигуру

Поджаривали, как шашлык.

Стеснять бесчестную натуру

Корыстолюбец не привык.

Ему и медь за шкуру лили,

И распинали на кобыле;

Пришлось на вертеле торчать

За то, что рукопись чужую,

Нарушив заповедь восьмую,

За деньги отдавал в печать.

Сынок Анхизов отшатнулся,

Немного дальше отошел;

На казнь он снова натолкнулся.

Иное зрелище нашел:

Он караван увидел женский,

Что в бане жарился гееннской.

Кричали на чем свет стоит!

Ревмя ревели поголовно,

Визжали, голосили, словно

С кутьи у них живот болит.

Девчата, бабы, молодицы

Себя не уставали клясть;

Свой род, житье и вечерницы,

Весь мир они костили — страсть!

Сажали их на сковородки

За то, что были верховодки,

Мудрили, ладили свое.

Хоть муженьку и неохота,

Да женке, вишь, приспичит что-то...

Ну как не ублажить ее?

Терпели кару пустосвятки.

Таких немало было здесь,

Что теплят господу лампадки,

Устав церковный знают весь;

Молясь на людях до упаду.