Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

А она: «Ни слова больше! Отцепись, проклятый!» —

И ударила, ругая, палкой суковатой.

Покачнулся и упал я, потеряв сознанье,

И она передо мною встала, как сиянье.

Пожалела, наклонилась и взяла за руку:

«И за что ты, неразумный, принимаешь муку?»

Я сказал: «Из-за тебя я разума лишился,

Не обласканный тобою, с жизнью распростился!»

И красавица с улыбкой ласково сказала:

«Если нас с тобой увидят, худо бы не стало.

Встань, пойдем, пора вернуться каждому до дому,

Будешь здесь, так снова выйду я к тебе, дурному».

И ушла она, пропала, чудо черноброво,

Лишь оставила на память ласковое слово.

С той поры я, раб влюбленный, все гляжу на поле,

Лишь пришла бы, ничего я не желаю боле.

«Я приду»,— она сказала. Полный ожиданья,

Не могу в тоске по милой я сдержать рыданья.

В час кончины одинокой не она, так кто же

Дверь в загробное селенье мне откроет, боже?

Послужить моей любимой жажду я, унылый.

Переполненное сердце вечно жаждет милой.

У нее в руках, я знаю, чтобы жил и впредь я,

Есть и хлеб существованья, и вода бессмертья.

Дай мне, боже, только ею жить в годины эти!

Разве есть еще другая, лучшая, на свете?

За меня она, я знаю, вытерпела муки,

Вижу лик ее обмерший, связанные руки.

Где теперь ты, дорогая? Отзовись скорее!

Ты была мне в целом мире всех людей роднее.

Я в аду тебя не вижу, ты в стране господней,

Так возьми ж меня с собою прочь из преисподней!

Я в аду тебя не вижу, ты в стране господней,

Так возьми ж меня с собою прочь из преисподней!

Так возьми ж меня с собою прочь из преисподней!

* * *

Одна красотка, встретившись со мною,

Зажгла меня «Веселою весною».

Российской песни сила

Мне сердце опалила

Томительным огнем!

С тех пор горю я, и никто на свете

Омыть водой не хочет раны эти.

О боже, для защиты

Меха с водой пошли ты

Страдальцу твоему!

Дай мне прозреть, незрячему невежде,

Чтоб шел я в путь, узнав дорогу прежде.

Пошли мне вдохновенье,

Чтоб я свое творенье

Исправно завершил!

ЗАВЕЩАНИЕ ДАВИДА ГУРАМИШВИЛИ

Не хочу я больше лиры и свирели,

Уж не в силах петь я, как я пел доселе.

Повернулся лживый мир ко мне спиною,

Ничего мне не дал, что сулил весною.

Не простил грехов мне он в великом гневе,

Иссушил мне корни, листья сжег на древе.

Стал я одинокий, сирый, нелюдимый,

Ближними забытый, брошенный любимой.

Сердце словно уголь стало от печали,

Волосы густые с головы упали,

Сморщились ланиты, словно плод печеный,

И поник я долу, скорбью удрученный.

Овладели телом немощи и хвори,

На больное сердце навалилось горе.

С обнаженной саблей смерть ко мне стучится,

Острою косою сместь меня грозится.

Слушайте же, люди, верящие в бога,

Те, кто соблюдает заповеди строго:

В день, когда пред вами мертвый я предстану,

Помяните миром душу бездыханну.

Те, пред кем я грешен, мне мой грех простите,

Горечи и злобы в мыслях не таите:

Не смогу ничем я больше вас обидеть,

Онемел язык мой, взор не может видеть.

Если бы и стали спорить вы со мною,

Все равно уста я больше не открою:

Глух я и безжизнен, нет во мне дыханья,

Истребил создатель сам свое созданье.

На одре кончины, устремленный к богу,

Ничего с собой я не беру в дорогу.

Ничего теперь мне, грешному, не надо —

Ни бахчи, ни дома, ни парчи, ни сада.

Боже, мой создатель, милостивым буди!

Об одном молю вас, праведные люди:

Три доски на гроб мне сбейте, остругайте,

Только позолотой гроб не украшайте.

Не трудитесь красить, сколотите просто,

Чтоб нести полегче было до погоста.

Не бросайте денег ради позолоты,

Лучше их оставьте на свои заботы:

Бесполезны гробу ваши украшенья,

Мать-земля поглотит их в одно мгновенье.

Тот же, кто добра мне истинно желает,

Пусть душе поможет тем, чем подобает,

Пусть ее проводит он с посильным даром,

Чтоб она за гробом не пропала даром.

Вот что ей, убогой, будет во спасенье:

Служба и молитва, ладан и кажденье,

Пища для голодных, платья для холодных,

Чтоб ннкто не грабил бедных и безродных.

Мне же не помогут вопли и рыданья,

Не вернут мне жизни горькие стенанья.

Скорбные одежды — что они Давиду?

Лучше заплатите в храм за панихиду.

Горе мне, больному! Если что случится,

Нет попа с дарами, чтобы приобщиться.

Кто меня помянет в церкви за обедней?

Кто меня проводит в дальний путь последний

Одинок я в мире: не дал бог мне сына,

Чтоб затеплить свечку дома в день помина,

Чтоб поминки справить обо мне, убогом...

Вот как я унижен всемогущим богом!

АНХИЛ МАРИН

АВАРСКАЯ ПОЭТЕССА

Конец XVIII века

ЧТОБ ТЕБЯ ПОРАЗИЛА СТРЕЛА

Гордый сокол мой, пусть тебя ранит стрела,

Сизый голубь мой, пусть тебя пуля сразит.

Грех тебе: ты спалил мое сердце дотла,

Мне с другой изменил — нету горше обид.

На охоте мне сокол попался в силки,

Провела с этим соколом сладкие дни.

Многих сплетниц чернили меня языки,

Но сегодня иное болтают они.

Сыплет яд мне на сердце безжалостный слух:

Мол, другая у сокола нынче в чести.

Тяжело, словно спину сломали мне вдруг

И свинцовую кладь заставляют нести.

Я с тобою доверчивой слишком была,

Из-за этого в сплетнях тону я сейчас.

Постоянства мужского в тебе не нашла,

Человеком считая, ошиблась сто раз.

Хоть, как целый аул, я рассудком сильна.

Не сумела любви своей скрыть, видит бог.

Мир на чести моей не нашел бы пятна,

Ты вошел в мое тело, как в ножны клинок.

Драгоценнейший яхонт, упавший с горы,

Из жемчужного моря коралл дорогой,—

Разве сделалась хуже я с этой поры

Или в юной красе уступила другой?

Пусть достанется тело мое воронью,

Если раз хоть с другим, как с тобой, я была.

Ни тебя, ни соперницы я не виню,

Оба счастливы будьте, мне Жизнь не мила.

Если вправду способна любовь замарать,

То не хватит воды, чтоб влюбленных отмыть.

Если страстью горевших неверными звать,