Избранное

но если веками копится злоба,

нужен объект, разрядиться чтобы.

Впрочем, это вопрос особый,

и не будем пока об этом.

Здесь зимой морозно, дождливо летом,

здесь, охотясь, стреляют всегда дуплетом

и довольно просто прослыть поэтом.

Здесь, ошпарясь, принято дуть на воду,

в недородах любят винить погоду,

здесь всего четыре времени года

и страшнее рабства только свобода.

Уходя в траву, здесь ржавеют рельсы,

самогона в деревне — хоть залейся,

ты отсюда выбраться не надейся —

непременно шваркнут об тейбл фейсом.

Здесь, куда ни плюнешь — барак да зона,

здесь язык богат корнями, но крона

поражает скудостью лексикона

и кирзу нельзя отличить от Керзона.

Здесь пространства меряют на парсеки,

здесь нельзя купить аспирин в аптеке,

здесь забыли путь из варягов в греки

и леса вырубают вдоль рек, а реки,

высыхая, мелеют от лесосплава.

Здесь любая слава — дурная слава,

здесь нельзя налево, нельзя направо,

но и в центре тоже грозит расправа.

Здесь любви платонической или плотской

не бывает. Её заменили скотской.

“Всё не так, ребята!” — хрипит Высоцкий.

Здесь каким-то чудом родился Бродский.

* * *

Всё вернулось на круги своя,

наполняясь пространством и светом.

Что ж не чувствую разницы я

между Ветхим и Новым Заветом?

Я и рад бы войти в “Интернет”

или Бродского петь по-латыни,

только нет во мне этого. Нет

до сих пор, и не будет отныне,

потому что последний мой лист

отшумел и чернеет по краю.

Потому что всю прежнюю жизнь

я с улыбкой уже вспоминаю.

* * *

Раскрывая глаза в солёной воде,

промывая, за неимением слёз,

этой мутной влагой, видишь везде

только муть и взвесь, и нельзя всерьёз

уповать на прозрачность. Вообще нельзя

ни на что уповать, ибо застит взор

эта муть и грязь, и нужна слеза

или море, чтоб смыть надоевший вздор.

Раскрывая глаза, рискуя прозреть,

здесь читай — “ослепнуть, как Гомер”,

понимаешь, что жизнь — это та же смерть,

но с обратным знаком. Хлябь и твердь

разделить ещё можно, но в небесах

всё едино. Стоит ли различать

первородный грех и смертельный страх,

чтобы время жизни качнулось вспять.

* * *

В матовых сумерках Летнего сада

неразличимы проталины веток.

Мне ничего в этой жизни не надо, —

даже спасительной лжи напоследок.

Если и грустен, так это лишь с виду.

Просто порой подбирается к горлу

глупый комок запоздалой обиды.

Вот и гитару любимую спёрли,

вот и зарплату опять задержали,

трубы текут, телефон отключили

за неуплату, и вздорожали

сферы услуг. Не услуги и были.

* * *

В море ночует птица.

Клонится день к закату.

Что ж мне опять не спится,

словно больничной ватой

разум мой обложили,

чтоб не метался сонный.

Как же мы прежде жили

в этом аду укромном?

Денег не накопили.

Счастье порастеряли.

Сколько на книгах пыли, —

словно в душе печали.

Видно и впрямь жестока

эта земная доля.

Бог с ним, что одиноко,