Избранное

* * *

Хоромы сменив на полати,

свершив переезда обряд,

толкаясь на Старом Арбате,

зачем я так выпукло рад,

узнав на лубочной картинке

ограду, двойной светофор

в том месте, где улица Глинки

впадает в Никольский собор?

Зачем я цепляюсь за место,

коль время едино для всех?

Сквозь город, не стоящий мессы,

почти презирая успех,

бреду, то ли слаб, то ли болен.

Но вот наступает тот миг,

когда с четырёх колоколен

вещает единый язык.

И вновь вдоль изгибов канала

иду неизвестно куда.

Ты помнишь, ведь здесь протекала

иная, живая вода,

иные деревья шумели

под тёплым весенним дождём,

где Росси, Ринальди, Растрелли

рокочут, как пойманный гром.

И даже не верится толком,

что всё это сходит на нет.

Лишь ты, безымянным осколком

в пространстве блуждая, поэт,

ещё не предвидишь, не знаешь

куда и зачем возлетишь,

чьей кровью себя запятнаешь,

чью душу безвинно спалишь.

* * *

Город.

Памяти осколки.

Здесь вот жили где-то

Юра Колкер, Таня Колкер,

дочь Елизавета.

На Шпалерной в коммуналке

я бывал когда-то.

Навестить бы их, да жалко —

съехали куда-то.

Вроде в Лондон. Мне б, пожалуй,

разузнать при встрече

у друзей. Да их не стало.

А кто жив — далече.

У живых иные беды,

радости другие.

Я, наверно, тоже съеду,

сгину из России.

Город.

Памяти осколки.

Здесь вот жили где-то

Юра Колкер, Таня Колкер,

дочь Елизавета.

* * *

Я бродил по белу свету.

Мир почти утратил веру.

Что же делают поэты,

душ российских инженеры?

Клеют лапти из махорки

да верёвки вьют из пыли,

чтоб заметили в Нью-Йорке,

чтоб в Париже оценили.

* * *

До бетонной плиты доплыву и нырну,

раздвигая медуз, в злое царство рапанов.

Блики солнца скользят по волнистому дну.

Потревоженный краб убегает за камни.

Мир безмолвия.

Вспомни книжонку Кусто,

самодельную маску из старой покрышки,

дно Невы…

Интересно да только не слишком.

Впрочем, Чёрное море ведь тоже не то,

что мне грезилось в детстве. Стиральной доской

грязноватый песок опускается ниже.

Ни кораллов, ни рыб. Я боюсь по Парижу

точно так же пройтись и сказать: “Боже мой,

вот о чём я мечтал”.

* * *

Бродскому

Здесь который год поминают Цоя,

в шоколад подмешивают сою,

малому предпочитая большое,

не любят евреев, хотя в лицо я

не знаю ни одного юдофоба,