О грусти этих дней

   То шелестит, то сыплется листвой,

   И я сушу в пороховницах порох,

   Изрядно поднамоченный судьбой.

   Моя отчизна - там, где дней не мерят,

   Где нет огня, где шорохов не ждут,

   Где любят, помнят и немного верят

   И где мои межстишия живут.

1 сентября 2001 г.

   * * *

   Я так привык к различной пустоте,

   Что звук иль вещь меня страшит, а мысль

   Кислит и жалит, как "алиготе"

   Или шампунь, когда едва помылся.

   Несостоятельность моей тоски

   Легко любым прибором измерима,

   И не блестят у стен Иерусалима

   Мои необлысевшие виски.

   Расслабься, Бог! Мы выпали на землю,

   Как из гнезда иль из суровых шахт,

   Не я один тебе, увы, не внемлю,

   Не я один тебе поставил шах.

   Нас много разных душенаселений,

   Мы разрослись, как хлопья в январе,

   И, копошась и зиждиясь на тлене,

   Не я один шатаюсь в темноте.

   Расслабься, Бог! Мы выпили всю воду

   Из неподкупных небу родников,

   Явись ко мне или явись народу,

   Пока народ со мной не был таков.

   Как неуютно в Земле Ханаанской,

   Как неприютен Божий стан и кров,

   И я кричу и корчусь по-вигвамски,

   И выпиваю колу, словно кровь!

   Не удержать бубенец с колокольцем,

   Не увести издёрганных коней,

   И я брожу под нелюдимым солнцем

   С неистребимым прозвищем "еврей".

26 августа 2001 г.

   * * *

   Ах! Наслаждайтесь грубо,

   С забвеньем в голове

   Селёдкою под шубой,

   Салатом "Оливье".

   На глади майонезной,

   Как в дебрях ледника,

   Не станет нам полезной

   Нежадная рука!

   Еда и наслажденье

   Повенчаны давно,

   Как льнёт от охлажденья

   Прозрачное вино!

   Как вертится не в яви

   Во рту, наверняка,

   Конфет изящных гравий

   В глоточке коньяка!

   Не так уж много в мире

   Негрешных есть утех,

   Живя в своей квартире,

   Наесться ведь не грех!

   И, обручась с обманом

   И шуток колесом,

   Не грех прослыть гурманом

   С замасленным лицом!

26 августа 2001 г.

   * * *

   Я на фоне Млечного пути

   Протираю старые калоши,

   В ресторане прежнем у "Кати"

   Мой десерт, заждясь, переполошен!

   На сухих проблинностях Луны

   Нам не жать лихие урожаи,

   В тоско-звучном отблеске вины

   Нам едва ль привидится Израиль...

   Что ни день, то днище иль костер,

   Что ни час, то острие кинжала, -

   Я забился в собственный шатёр,

   Чтобы мне созвездие не жало.

   Чтобы всем хватало пустяков

   И нечайных возгласов спросони,

   Чтоб на всех вселенских чудаков

   Нам хватало дополна ироний.

   И забывшись в пересвете звёзд,

   В точечках туманных очертаний,

   Мы построим через Землю мост

   И уснём, как в зале ожиданья.

9 августа 2001 г.

   * * *

   Луна - как блин, и я её гурман,

   Как Аладдин без лампы, но с тарелкой,

   Я предвкушаю истинный обман

   Моей Луны, с её морями мелкой.

   Как много света может дать она,

   Борясь со сном моим и строя рожки,

   Когда восходит бледная Луна

   И размечает лунные дорожки.

   Её сонаты лунной храма свод

   Меня влечёт и чествует, как брата,

   И я не верю в собственный уход,

   Дождливым днем нашептанный когда-то.

   И я вкусить стремлюсь когда-нибудь,

   Хоть за пределом жизни или смерти,

   Луны моей проблинно-рябый рупь,

   Едва отъетый кем-то на десерте.

9 августа 2001 г.

   * * *

   Нас разбудил раскатов ярых гром,

   Так грохотало, что держись за сердце,

   Какой на небе выдался погром,

   Всплеск бесшабашья среди молний терций!

   Так грохотало, что держи стекло,

   Так лило наземь, что скользнут копыта,

   И гром на небе так поволокло,

   Что над Землею треснуло корыто.

   В такой вот шторм не дай боже попасть,

   Над бурной бездной маясь, как букашка,

   Что ж, насладилася природа всласть,

   Своей грозой нам пригрозя не пачкать!

   Я не заснул уж больше, вниз пошел,

   Сынишка плакал, дочке что-то снилось,

   И, не иссякнув, ливень не ушел,

   Пока по крыше его злоба билась.

   Тебе приснился полувещий сон,

   Листок из книги, сон от Серафима,

   И струи пели пулям в унисон

   И обрывали узкие стропила.

   Какая злоба в этих небесах,

   Какая лживость в здешних покаяньях,

   И мы, уже запутавшись в грехах,

   Не знаем сами выход из блужданья.

   Я ненавижу бури страх и пыл,

   Я забираюсь вглубь своих беспечий,

   Покуда я свой гений не отрыл,

   Я буду жить, как отпрыск человечий.

   Есть эскимо и жалиться на дым,

   Пить винограда лоскуты и запах

   И проклинать безжалый остров Крым,

   Нагрявший в миг, откуда нет возврата.

   * * *

   Средь скромных крыш небесных поселений

   Мы очутимся мирно, невзначай.

   Без праздных слов, без громких сожалений

   Мы будем тихо пить вприкуску чай.

   Ты скажешь мне, что всё не так уж страшно,

   А я и сам давно уж так решил,

   И ждёт меня заброшенная пашня,

   Чтоб хлеб растил и больше не грешил.

   Чтоб в торжествах средь полусонных буден

   Я подрезал колосья и молол,

   Ты хлеб пекла, затеивала студень

   И собирала вечером на стол.

   А я б садился и, зудя плечами,

   Всё рассуждал о плугах да кряжах,

   И на густой квашне из расставаний

   Мы никогда б не поселяли страх.

   Я прикрепил бы над дверьми подкову

   От сглаза всех знакомых и подруг.

   Мы не считали б труд за катастрофу,

   Не сторонясь усталость, как недуг.

   Я знал бы точно, в чем предназначенье

   Моё с тобой, среди молвы мирской, -

   Без торопливой скуки и меченья

   Жить тихой жизнью, мирной и простой.

   Что нас страшит - возмездье ли, награда,