О грусти этих дней

   Не забуду ль, не упомню,

   Не прощу ль, не отпущу,

   Мудрым лбам тупому сонму,

   Я б расставил по прыщу!

   Пусть мерцают звёзды в черни

   И горят прыщи во лбах,

   Мне Коперник не соперник,

   Сам пусть мается в углах.

18 ноября 2001 г.

   * * *

   Если долго провожать - он уйдёт,

   Страх незваный в доме запертых ставней.

   Если б был бы я совсем идиот,

   Было б легче и немного забавней.

   Но я маюсь, как червяк на скале,

   Где нет лаза и не выроешь нору,

   И по самой даже скромной шкале

   Мне в блаженные податься не впору.

   Но блаженны те, кто ведают сны

   И не знают ядовитых сомнений,

   Но блаженны, кто в стеблях весны

   Не узрят приближение тени!

   Сокрушительно воют сердца

   Тех, кто верен какой-нибудь блажи,

   И судьбою своей подлеца

   Не гнушатся блаженные даже.

   Они ждут приближения лет,

   Как достойной бесмертья награды,

   И когда произносится "нет",

   Они даже по-своему рады.

   Но я маюсь, как трезвый индюк,

   Не доросший до собственной жизни,

   И внимаю усердью услуг

   Всех, кто верен себе и отчизне.

   Боже мой, как несчастны они,

   Но как счастливы их междуглазья,

   Ты блаженность мне чудом верни,

   Чтоб я пасся со всеми в лугах,

   Чтоб питался дурманами в травах,

   Забывая, как пишется "страх"

   Рукавами пустого причала.

   Если горесть моя не полна,

   Если стыд мой не спрятан в матрёшке,

   Тихо звякни мне в колокола,

   Не набатом, а так, понарошке.

18 ноября 2001 г.

   * * *

   Я не знаком ещё со всем, что есть средь нас,

   Ослы - животные с упрямым чувством чести,

   И если есть ещё в вселенной этой вести,

   То эти вести не доводятся до нас.

   Какие славные животные ослы,

   Их голоса по-свойму даже мелодичны,

   Жаль, что всегда взирают с первой полосы,

   Увы, лишь те, что в человеческом обличьи.

   А за кулисами уже не суета,

   А так, какое-то предвестие исхода,

   И зажигает перекрёстки простота

   Очередного недоевшего народа.

   Который раз теряя вкус и мня изыск,

   Всё наступает человечество на грабли,

   И, повторяясь, наши глупости озябли,

   Как зябнут мухи от шампани влажных брызг.

   А телевиденье всё жаждет катастроф,

   А катастрофы сохнут по невинным жертвам,

   И смерть давно уже считается десертом,

   А не каким-то отлученьем от даров.

   А наши сверстники всё ищут перемен,

   Не понимая, что вся хитрость в постоянстве,

   И заменяют устаревший образ пьянства

   На еще более старинный культ измен.

   А в ресторанах размещаются меню,

   И в них обычный список прегрешений смертных,

   Когда бы люди вдруг родилися бессмертны,

   Они бы тут же все засохли на корню.

   * * *

   По статистическим мерилам бытия,

   Шанс невелик найти вторую половину,

   Платонов миф укутан в старую перину

   Из недомолвок, склок и страха небытья.

   Но бродим мы, и раны наши жгут, как прут,

   Отполовиненные чьей-то ловкой саблей,

   И наши нити вовсе не ослабли,

   Соединенья, как прощенья, ждут.

   И вопреки всех океанических мерил

   Мы сочленяем несроднимые предметы,

   И разрывают воздух пьяный, как кометы,

   Две тени наши, маясь в проблесках перил.

30 ноября 2001 г.

   Дневники Чайковского

   Я дневники читаю, стыдно, но не смять

   Желанье знать, как думалось великим,

   И жду найти прозренье многоликим,

   Как отблеск счастья обладанья буквой "ять".

   Но там одно: "Проснулся, завтрак, снова пьян,

   Сидел и тренькал на трескучем фортепьяно,

   Но выходило грустно и неладно,

   Как я устал от этих фортепьян".

   Я не оставлю дневников, зачем клубить

   Вслед за собою разочарованье.

   Не лучше ль тратить время на питанье,

   А свой дневник ещё в мозгу убить.

30 ноября 2001 г.

   * * *

   Мне нравитcя отверcтие окна

   И проблески меж серо-голых веток,

   Весёлый бриз, забытый вкус креветок

   И запах перетёртого зерна.

   Мне хочется, чтоб не кончалась жизнь,

   Чтоб было много мыслей и рассветов,

   И я готов вселенную за это

   Расцеловать в скопленья звёздных брызг.

   Мне думается снова о тебе,

   И мы с тобою бродим и не злимся

   На недостаток дней в календаре,

   И без причины тихо веселимся.

   Я знать хочу, зачем такой тоской

   Приправлено меню на пире жизни,

   И нам подав на сладкое покой,

   Не обвинит нас повар в атеизме.

   Я б променял свой разум на восторг,

   На шум небес, на разнобой синичий,

   И обожал б, как истинный лесничий,

   Я каждый день, как маленький листок.

   Я б променял тоску на сон ночей,

   Где беспросыпно нежится побудка,

   И не нашлось такого бы приблудка,

   Которому я не отлил бы щей.

   Я б мыл бездомных кошек и собак

   И накормил бы досыта всех мышек.

   Не зря из всех знакомых мне мальчишек

   Я слыл всегда отъявленный чудак.

   Но я сижу и мыслю о вещах,

   Которых нет на дне консервной банки.

   И вслед за мной не тянутся подранки

   Закутанные, в данных мной плащах.

30 ноября - 23 декабря 2001 г.

   * * *

   Я не давал тебе пронзительных имён,

   Ты не плыла ко мне в наряде подвенечном,

   Но если суть вещей таится в чём-то вечном,

   То это вечное разделим мы вдвоём.

   Мы невесомы, словно пара голубей,

   Мы состоим из полуправильных концепций,

   И каждый миг, добавив бренность в нашем сердце,

   В нём оставляет только нить своих идей.

   Мы замещаем неумелые слова

   На ещё менее изысканные мысли,

   И наши сны над этой данностью зависли,

   И наши дни крошатся сладко, как халва.

   Мы не находим в постепенстве перемен

   Ни одного из нам знакомых знаков,

   И каждый день в нас длится одинаков,

   Как будто этот самый день нетлен.