Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

А я, опасаясь попасться впросак,

Страшась, что отвечу не то и не так,

Сказал ей: «Тебя словно господа чту,

Дай розу сорвать в твоем дивном саду».

Она засмеялась: «Мы здесь на виду,

Смотри, соловей, попадешься в беду».

Забыв про опасность, ответил я ей:

«Шипами пронзает себя соловей,

Чтоб розы коснуться: чем раны страшней,

Тем сладостней песни, тем трели нежней.

Душою я слаб, моя песня груба,

Дрожит мое тело при виде шипа,

Но роза, уж так повелела судьба,

Верней и покорней не сыщет раба.

Не нашею волей рождается страсть,

На то вседержителя мудрая власть,

Но если от господа эта напасть,

Зачем прогонять Овасапа и клясть?»

* * *

Вся она как зацветший гранат,

Красотою дурманящий сад.

От нежданной любви бесноват,

Я по саду бреду наугад.

Благосклонна и даже нежна,

На меня посмотрела она,

И, как будто очнувшись от сна,

Я увидел, что рядом луна.

Задыхаясь, я молвил: «Постой,

Опьянен я твоей красотой,

Ты из райской юдоли святой,

Не чета тебе смертный простой.

Благовонный костер красоты,

Чудо горлица, сердце мечты,

Меж цветов, хоть прекрасны цветы,

Словно царь среди воинов ты.

И жемчужина век не была

Так округла, так дивно бела.

Кос твоих золотистая мгла

В плен храбрейших берет без числа.

Как же быть Овасапу? Давно

Второпях расплескал он вино,

Жизнь — лишь ты и любовь твоя, но

Вас изведать ему не дано.

ДАВИД САЛАДЗОРЦИ

АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

XVI—XVII века

ВОСХВАЛЕНИЕ ЦВЕТОВ

Господь, о, будь благословен, непостижимый вечно бог!

Тебя хочу я восхвалить, но дух бессилен, ум убог.

И неподвижен я и нем, я худ, я хил, я изнемог.

И туг и глух мой бедный слух; разбит, лежу, без рук и ног.

Не видит мой слепой зрачок, мне море стало поперек,

Готов я в море потонуть, щепой качается челнок.

Я заблужден, о кормчий, ты — один надежды мне залог!

Расслабленного поднял ты, и сам нести он ложе смог.

Слепому глиной и слюной с очей ты слепоту совлек.

Ты так же излечи меня, затем что хвор я и продрог;

Взор духа моего открой, подай мне мудрости урок,

Чтоб я познал добро и зло, покинул мрака черный лог

И, видя свет, благословил тебя, распятого в пяток,

Что отделил от света тьму и тверди создал потолок,

Основам мира — четырем стихиям свой приказ изрек:

Огнь, персть, вода и ветр — они в единый связаны клубок.

Любовью слиты, но — враги, лишь только каждый одинок.

Огнь грохотал, и ветр шумел, деля от персти водный ток.

Вода бела и солона, ветр ал, и зелен и легок,

У персти горько-кисел вкус, огнь — желт, и желчен, и жесток.

Огнь, ветр, вода и персть,— и день, неделя, месяц, год их срок.

Огнь — мал, ветр — юн, вода — стара, а персть есть смерть — всеобщий рок.

Огнь — гран, ветр — унция, вода — литр, персть — кантар: счет чисел строг,

У лета, осени, зимы, весны — все тот же вновь итог.

Год — древо, каждый месяц — ветвь, плодами отягчен сучок;

Двенадцать месяцев, но март — и якорь года, и порог.

Лишь наступает месяц март, господь земле дает урок.

Земля, проснувшись ото сна, выводит к свету черенок.

Приказ он воздуху дает, и воздух уж росой потек,

Рoce весь радуется мир, свободу чувствует цветок.

Ликуют небо и земля, бессмертьем веет ветерок.

Взрастают тысячи цветов, у них различен цвет и сок,

И запах разный, и красой один другого превозмог.

Хажвак, подснежник, джрикитам, нарцисс,— едва сошел снежок,

Всe вчетвером зовут цветы; любой из них весны пророк.

«Цветы, очнитесь! Под землей доколь ваш будет сон глубок?

Пора, очнитесь, без числа украсьте весь земли чертог!»

Древа плодовые в цвету, оделись ива и дубок;

Вот распустился первоцвет, лишь снег последний с гор утек,

Вот отражается в воде, сверкает желтый ноготок;

Лишь минул оттепели срок, гора ликует и лужок:

Все превращается в цветы — вершины, склоны и излог.

Ущелье радо: в нем цветы — что многокрасочный платок;

Багряно-желтый вот тюльпан: узорный бархат — лепесток,

Зацвел лиловый гиацинт, зацвел и крокус и белок,

И, с ежевикою сплетясь, малина свой растит шипок.

Цветут путварт и матурик, и в каждом для очей силок;

Вот ярко-желтый чистотел, пред кем и пурпур сам поблек,

В безводном поле он растет и оживает в солнцепек.

Зацвел цапцап, зацвел и цап, и горицвет, и цвет хенкок,

Нафаф, чинара, базилик — их запах сладок и широк.

В виссон одетый амарант и шпажник, острый, как клинок,

Гвоздики бархатный наряд, нарцисса алый ободок!

Я буду славить все цветы — мускатный цвет и василек,

Я славлю «бабушкину прядь», ее крученый завиток.

Цапцап ликует, хохоча, едва цилцап пустил росток,

Цалцап пурпуровый красив,—взор опалит он, как ожог.

Вот молочай, глава цветов,— зеленый цвет и белый сок;

Кочхез — как переливный шелк,— он точным цветом пренебрег,

Папцил, он в белое одет, но желтым голову облек.

Любуйтесь на их белый строй, смотрите прямо или вбок,

Цил, и цилван, и царурик — все насурьмили свой глазок.

В них много красок, словно в них пестры основа и уток;

Цвет чемерицы темно-синь, на ней сурьмы лежит мазок...

Так много расцвело цветов, что уследить я их не смог,

Смешались, и хвалу творцу в веселье шлет их голосок.

Вот червяница, проскурняк,— как целый садик их пучок,

Вот роза дикая,— она ушла к шиповнику в лесок.

В ряду тухмаров так стоит,— и коронован и высок,

Он стан в зеленое одел, но ал на голове платок.

Столбом поднялся коровяк, и злак колышет колосок.

Собрались все цветы гурьбой, от них пчеле великий прок.

Полыни беден серый цвет, но у бедняжки прян листок,

Цветет вдали от всех цветов; ее соседи — чабр и дрок.

Вот подорожника цветок, в лугах растет он у дорог,

Лилово-ал его цветок, как перед заревом восток;

Цветет копытень, и ширван с ней рядом — белый, как творог.

Сверкая только поутру, вкруг по стволу ползет вьюнок;

Козлобородник тоже ждет, чтоб солнца сын огонь зажег,

Он поворачивает свой по солнцу золотой кружок;

В полях открытых камоташ цветет, и лютик, и бобок,

Герань и цепкий каквехик пускают в камни корешок,

А вот скучает акенджук, что от фиалки он далек;

Лилею, туберозу, мирт быть рядом нежный пыл обрек;

Аспик-цветок — багряный царь — краснеет, словно уголек,

Его горячий лепесток не раз уж в роднике намок;

Жах, ир и вереск нам дают благоухающий медок;

Вард, и гюльвард, и хазревард сплелися в розовый венок.

Прекраснее прекрасных всех по виду «золотой цветок»;

Он янычар среди цветов и желтый носит хохолок.

Еще цветок шаршарурик, в середке яркий, как желток,

Цветок окрашен в темный цвет, и как морена стебелек.

Есть роза утра,— этот цвет ни разу день не подстерег;

Он разгорается в ночи, лишь только мрак на землю лег.

Цветок гузел от хворей всех неизлечимых нам помог.

Брионию с пионом бог взрастил, чтоб нам не знать тревог;