Поэзия народов СССР IV-XVIII веков

Раб умиленный творца.

НЕИЗВЕСТНЫЙ АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

XVI век

НОКТЮРН

Луна нежна, ветер нежен,

И сон земледелов нежен;

Луна высоко взошла,

И голос свирели нежен;

Пастух распустил быков,

И сон под чинарой нежен;

Прохлада веет в листве,

И ветер приморский нежен;

По камням ручей журчит,

И говор струй его нежен;

Все птички по гнездам спят,

Но свист соловья так нежен;

Как сладко пахнет в лесу:

То запах розы так нежен!

НЕИЗВЕСТНБ1Й АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

XVI век

* * *

«Как вам не завидовать,

Горы вы высокие!»

«Что же нам завидовать,—

Участь наша горькая:

Летом жжет нас солнышко,

В зиму — стужа лютая!»

НЕИЗВЕСТНБ1Й АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

XVI век

КРУНК

Крунк! куда летишь? Крик твой — слов сильней!

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Стой! домчишься вмиг до семьи своей.

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Свой покинул сад я в родной стране,

Чуть вздохнул, душа — вся горит в огне.

Крунк, постой! Твой крик — нежит сердце мне.

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Пусть мои мольбы тщетно прозвучат,

Крик твой слаще, чем — в скалах водопад.

Твой в Алеппо путь? Иль летишь в Багдад?

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Сердце звало нас,— собрались, ушли,

В лживом мире мы братьев не нашли,

И тоскуем здесь, от друзей вдали...

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Медленна годов в мире череда.

Да услышит бог, растворит врата!

Жизнь хариба — грусть, взор — в слезах всегда.

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Боже, пожалей, кто живет изгнан!

Грудь хариба — скорбь, сердце — полно ран,

Хлеб, что ест он,— желчь, ключ, что пьет,— поган...

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Праздников мне нет, будни — день за днем!

Вертелом пронзен, я сожжен огнем.

Но не пламя жжет: память о былом!

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

От Багдада путь до границ далек!

Вот возьми письмо, я даю в залог,—

Верности твоей будь порукой бог:

Ты снеси, доставь милым мой залог.

Я пишу в письме, что мой свет погас,

Что ни в ночь, ни днем не открыть мне глаз.

Что я здесь томлюсь, милые, по вас!

Крунк! из стран родных нет ли хоть вестей?

Осень настает... Что же! поспешай.

Стаю ты собрал меж бессчетных стай;

Не ответив, ты улетел в наш край...

Крунк! из этих мест скройся, улетай!

ОВАСАП СЕБАСТАЦИ

АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

XVI век

ЛЮБОВЬ МОНАХА

1

Средь алых роз сидит она,

Цветеньем их окружена.

Дугою брови, ночь черна

В ее глазах пьяней вина.

Она зовет: «О милый мой,

Иди и радуйся со мной;

Я знаю, смутен ты душой,

И горе целый век с тобой».

Фиал наполнив через край,

Цветок дает, свежа, как май:

«Лишь для меня душой сияй,

Властитель мой, с тобой мне рай!»

Я говорю: «Нет, ты в цветах —

Султан и грозный падишах,

Цвети с улыбкой на устах,

Но лишь меня храни в мечтах».

И говорит она в ответ:

«Ты в рясу черную одет,

Ты богу произнес обет,

Которому покорен свет».

«Познал ли ты, что впереди?

Эй, глупый Овасап, уйди,

Молись с надеждою в груди.

Безумный, радости не жди!»

2

Она разряжена в шелка,

Она взирает свысока.

И вот в груди моей тоска,

И словно мертвая — рука.

И говорит она опять:

«О раб, к чему тебе страдать?

Но прежде чем «люблю» сказать,

Тебя мне надо испытать».

«Нет, нет, лукавишь ты со мной,

Ты в вере крещена святой;

И весь терзаюсь я душой,

Едва заслышу голос твой.

Кто взглянет на тебя — влюблен,

Кто слов твоих услышит звон —

Тот целым миром одарен,

Бессмертным делается он».

«Эй, Овасап, грехов оплот,

Бессмертье нам лишь бог дает.

Любовь проходит в свой черед,

Сдержи напрасных слов полет».

Смотрела с жалостью она,

А речь была пьяней вина.

И сам я был во власти сна,—

Луной казалась мне она.

«О, говори, душа моя,

Тебя увидев, гибну я,

Ты плод бессмертный бытия,

Каких не видела земля».

«Что Овасапу суждено?

Себастаци, ты лжешь давно.

Пролей скорей свое вино,—

Любовь проходит все равно».

3

В бахче предстала мне она,

Как хан, средь роз, нежна, стройна,

Лицом сияя, как луна,

Как роза среди роз, пышна.

Она движением бровей

Сказала мне: «Иди скорей».

Но я не мог ответить ей,

Услышав звук ее речей.

«О, ради бога,— молвил я,—

Дай розу мне, любовь моя».

«Боюсь, боюсь, любовь моя,

Садовник сгонит соловья».

А я сказал: «Нет, соловей

Сольется с розою своей,

Прижмет к груди ее тесней,

Счастливей станет всех людей.

Он непреклонен, он суров,

Не побоится он шипов,

По розе он рыдать готов

До поздних звезд в тени садов».

Игрой бровей, игрою глаз

Она ведет любви рассказ:

«Мой друг, спеши ко мне сейчас,

Но пусть никто не видит нас».

В душе моей и блеск и свет,

И мир мой радостью одет,—

Едва услышал я ответ,

Какого слаще в мире нет.

Себастаци, к чему тот рай,

Других речами не смущай.

Стремись душой в небесный край

И о грехе не рассуждай.

Любовь, пройдя, вернется ль вновь?

Люби духовную любовь.

Ты пьян, глупец! То бродит кровь,

Себастаци, забудь любовь!

* * *

Сегодня в саду мне явилась она,

Сиянием царственным озарена,

Меж утренних роз не была ни одна

Так нежно румяна, так томно бледна.

Глазами владычица сделала знак,—

Ко мне, мол, поближе придвинься, чудак...