От Пушкина до "Пушкинского дома". Очерки исторической поэтики русского романа

Будучи прямой противоположностью роману реалистическому⁴¹, «символистский» аллегорический роман в лице Сологуба – и не его одного! – возвращается к «роману» раннего Нового времени, в том числе и к «масонскому» аллегорическому роману, представителем коего в «Творимой легенде» выступает великолепнейший маркиз Телятников, к барочным, классицистическим и барочно-классицистическим аллегорическим поэмам, к которым примыкает проза Гоголя, столь ценимая символистами.

Да и другие так называемые «символистские» романы (и «повести») в своем большинстве – это романы-аллегории, что убедительно показано Леной Силард на примере исторических романов В. Брюсова⁴². Ведь очевиднее всего аллегорическое начало проявилось именно в творчестве символистов «первого» поколения (в «диаволическом символизме», по классификации А. Ханзен-Леве⁴³), а также у тех, кто пришел символистам 1900-х годов на смену, – у так называемых «новых реалистов» и их преемников – постсимволистов, обратившихся – вслед за Сологубом – к одной из древнейших жанровых разновидностей аллегорического дискурса – утопии / антиутопии, а также к его новейшим рановидностям – «научной» фантастике, просто фантастике и детективу⁴⁴. У всех у них – и у Евг. Замятина, и у А. Толстого, и у М. Шагинян, не говоря уже об Андрее Платонове и М. Булгакове⁴⁵, можно найти немало отголосков из трилогии Сологуба, буквально растворившейся в капиллярах русской прозы XX столетия. Так, зеленая планета Ойле станет у А. Толстого высохшим Марсом, Триродов раздвоится в Мастере и Воланде, напротив, королева Ортруда и Елисавета сольются в образе Маргариты, бал мертвецов в поместье Триродова превратится в бал у Воланда, Божественный Отрок, чей образ поразил Елисавету во время ее первого посещения дома Триродова, в романе Замятина «Мы» превратится в бога вечного становления Мефи.

¹ Первоначально трилогия, состоящая в окончательном виде из трех частей-романов – «Капли крови», «Королева Ортруда», «Дым и пепел», – выходила отдельными частями в 1907–1913 годах. и состояла из трехчастного романа «Навьи чары» («Творимая легенда», «Капли крови», «Королева Ортруда»), публиковавшегося в альманахе «Шиповник» с 1907 по 1909 годы, и романа «Дым и пепел», опубликованного в двух выпусках сборника «Земля» в 1912–1913 годах. В существенно переработанном виде все эти тексты, собранные в три части, под общим названием «Творимая легенда» были опубликованы в составе Собрания сочинений Сологуба в 1914 году. Далее «Творимая легенда» цитируется по сориентированному на издание 1914 года. двухтомнику, подготовленному С. Соболевым и вышедшему в 1991 году. в издательстве «Художественная литература». Помимо трилогии, в издание вошли статьи Сологуба, идейно связанные с содержанием трилогии, и некоторые биографические материалы. Цитируемые тома и страницы этого издания приводятся в тексте главы.

² Бройтман С. Н. Федор Сологуб // Русская литература рубежа веков (1890-е – начало 1920-х годов). Кн. 1. ИМЛИ РАН. М.: Наследие. 2000. С. 920–921.

³ См. главу «Миф о Дульцинее в творчестве Сологуба» в кн.: Багно В. Е. «Дон Кихот» в России и русское донкихотство. Указ. изд.

⁴ «Законченной фабулы в романе нет, – говорил М. Бахтин в лекции о Сологубе, где „Творимой легенде“ уделено особое внимание, – есть лишь переброски, нервность, разбитость многих планов (думается, что слово „план“ здесь обозначает отдельную сюжетную линию. – С. П.). И даже внутри отдельных планов – резкие переходы, незаконченность» (Бахтин М. М. Собрание сочинений. Т. 2. М.: Русские словари, 2000. С. 310).

⁵ Показательно в этом смысле одно из первых стихотворений Сологуба – «В мечтанья погруженный, / По улице я шел…», открывающее издание стихотворений Сологуба в «Библиотеке поэта» (Советский писатель (Ленингр. отд.), 1979. С. 77–78).

⁶ Цитир. по кн.: Баран Х. Поэтика русской литературы начала XX века. М.: Издательская группа «Прогресс» «Универс», 1993. С. 244.

⁷ Силард Л. Поэтика символистского романа конца XIX – начала XX века. (В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Белый) // Проблемы поэтики русского реализма XIX века. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1984. С. 274.

⁸ Из известных нам критиков «Творимой легенды» о Гёте вспоминает только Бахтин: «Понимание социальной жизни как маскарада роднит Сологуба с Гёте» (Бахтин М. М. Указ. соч. С. 313), – говорил Бахтин в лекции о Сологубе, правда, не уточняя, о каком Гёте идет речь: о Гёте – авторе «Фауста» или о Гёте-прозаике, но, скорее всего, и о том, и о другом. Бал-маскарад в поместье Триродова в честь маркиза Телятникова («Дым и пепел»), на который приглашены и живые, и мертвые, является причудливым соединением мотивов «Фауста», «Мертвых душ» и «Бобка».

⁹ См.: Баран Х. Указ. соч. «…Именно отсутствием изначальных жанровых ориентиров отчасти объясняется сопротивление читателей сологубовскому „смешению стилей“» (там же, 245), – справедливо констатирует американский русист.

¹⁰ Роман «Годы странствий Вильгельма Мейстера, или отрекающиеся» в переводе С. Ошерова цитир. по изд.: Гёте И.-В. Собрание сочинений. Т. 8. М.: Художественная литература, 1979. Цитируемые страницы приводятся в тексте главы.

¹¹ Во второй книге романа «Годы странствий…» рассказывается о том, как Общество Отрекающихся или Башни организует эмиграцию безработных в Америку. Напротив, путь в Америку для королевы Ортруды закрыт: «Дымок парохода вился над морем. Океанский пароход. – Куда? – В Нью-Йорк, с эмигрантами. Ах, на нем бы уплыть далеко!» (1, 310).

¹² Интерьер дома Триродова стилизован и под Залу Прошедшего из «Годов учения Вильгельма Мейстера».

¹³ «Сестры шли… и любовались садом, – его деревьями, лужайками, прудами, островками, тихо-журчащими фонтанами, многоцветною радостью цветущих куртин…» (1, 23).

¹⁴ Об этом и других символических образах в прозе Гёте см.: Лагутина И. Символическая реальность Гёте. М.: Наследие, 2000.

¹⁵ См.: Указ. изд. Т. 1. С. 225.

¹⁶ См. знаменитое «авторское отступление» в духе Гоголя о двух истинах и двух женах в «главе семьдесят восьмой».

¹⁷ «Вы, рожденные после нас, созидайте»: этим призывом открывается «Королева Ортруда».

¹⁸ «Королева Ортруда сказала с мечтательною улыбкою: – О чем я мечтаю всегда, это о воспитании суровом и прекрасном. – Путь сурового и прекрасного воспитания один, – сказала Афра, – в простодушной телесной наготе» (1, 397).

¹⁹ О мотиве огня (пожара) в «Годах учения» см.: Лагутина И. Указ. соч. С. 156.

²⁰ Подробнее об отношении Гёте к смерти см.: Лагутина И. Указ. соч. С. 196 и сл.

²¹ О роли мотива камня / кристалла у Гёте см.: Лагутина И. Там же. С. 207 и сл.

²² Нам представляется неубедительной попытка С. Н. Бройтмана развести и даже противопоставить, с одной стороны, автора «Творимой легенды» (т. е. самого Сологуба-писателя) и Автора-субъекта «лирических» вступлений к каждой из частей трилогии, а также ряда лирических отступлений, и этого, последнего, Автора и главного героя, с другой. От Триродова автор, по мнению Бройтмана, якобы, иронически дистанцируется. Думается, здесь прав М. Бахтин, говоривший о Триродове как о герое, которого «завершить нельзя», потому что «в нем живет автор» (Бахтин М. Указ. соч. С. 310).

²³ Цитир. по первоизданию: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. Цитируемые страницы указаны в тексте.

²⁴ Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. М.: Художественная литература, 1966. С. 42–43.

²⁵ Своего рода тайну-загадку хранит и пещера-грот в «Королеве Ортруде», вход в который охраняет шифр с тайным, вторым, именем королевы. Правда, тайной-загадкой грота оказывается не ларец или шкатулка, а целая подводная лодка, явно переплывшая на страницы трилогии Сологуба из «Таинственного острова» Жюля Верна, тоже ведь погибающего при извержении вулкана.