Великая Отечественная на Черном море. часть 2 (СИ)

Подробности последних боев полка удалось узнать из сообщений оставшихся в живых пограничников: командира 6-й роты 2-го батальона 456-го погранполка старшего лейтенанта С.В. Козленкова, командира радиовзвода полка старшего лейтенанта Н.И. Головко (Н.И. Головко. Воспом. Фонд музея КЧФ. д. НВМ. л. 343), радиста штабной радиостанции полка красноармейца В.А. Володина (Н.С. Кузнецов. На флотах боевая тревога. М. Воениздат. 1971, л. 181), старшины транспортной роты полка В.И. Осокина. А также воспоминаний адъютанта командира полка младшего лейтенанта В.М. Голова (Н.Г. Кузнецов. Там же. стр. 182), помощника начальника штаба полка И.М. Федосова (Н.Г. Кузнецов. Там же. стр. 186).

В ночь на 1 июля на этом участке фронта события развивались в следующем порядке. До ночи с 30-е июня на 1-е июля полк занимал следующие позиции: от Генуэзской башни до середины высоты 212.1 (господствующая высота над Балаклавой с востока) проходила позиция 2-го стрелкового батальона майора Ружникова. Далее, по склону высоты на север – позиция 1-го стрелкового батальона майора Кекало. Позиции 3-го батальона майора Целовальникова – на высотах у деревни Кадыковка. Штаб полка размещался в деревне Карань.

В ночь с 30 июня на 1 июля в связи с прорывом противника на Сапун-горе и отходом слева 9-й бригады морской пехоты во избежание назревающего окружения, незаметно для противника, оставив свои позиции, полк перешел на рубеж обороны: ветряк ЦАГИ – Георгиевский монастырь – мыс Фиолент.

О возможности такого самостоятельного отхода из Балаклавы командир дивизии генерал Новиков заранее предупредил подполковника Рубцова еще 29 июня на случай прорыва противника на Сапун-горе или левее Кадыковки. Такой момент наступил в конце дня 30 июня, когда противник уже рвался к Фиоленту со стороны Юхариной балки, намереваясь окружить Балаклавскую группировку наших войск. С переходом полка на новые позиции, командный пункт полка был перенесен на бывший КП 1-го сектора обороны у ветряка ЦАГИ. На КП полка находились радисты штабной радиостанции красноармейцы В. Володин и В. Ушаков. Командир радиовзвода полка старший лейтенант Н.И. Головко с радийной автомашиной полка расположился в балке, восточнее Георгиевского монастыря. Его радиостанция работала весь день только на прием для получения указаний от штаба дивизии на 35-й батарее.

К утру полк полностью занял боевые позиции у ветряка и в его районе, используя местами ранее подготовленные окопы, и приготовился к бою. Утром разведка противника обнаружила новые позиции полка, после чего началась их бомбардировка авиацией, и был открыт артиллерийский огонь. После этого противник начал атаку пехотой и танками. На позиции полка наступали немецко-румынские части. Противотанковыми средствами полка было уничтожено два танка противника. Вражеская пехота понесла большие потери от огня четырехорудийной 152-мм 18-й береговой батареи с мыса Фиолент. Старший лейтенант Головко вспоминает, что, держа рацию на приеме, он не раз слышал переговоры командира полка подполковника Рубцова с командиром батареи. К сожалению, на 18-й батарее к утру 1 июля оставалось всего около 30 шрапнельных снарядов, несколько практических и ни одного бронебойного.

Находящийся на батарее командир дивизиона майор М.Н. Власов приказал командиру 18-й батареи старшему лейтенанту Н.И. Дмитриеву бить по немецким танкам практическими снарядами – на дальности прямой видимости. Власов попросил по связи командира 35-й батареи капитана А.Я. Лещенко помочь отбить атаку противника. Лещенко ответил, как это следует из рукописи Л.Г. Репкова, что у него также остались одни практические снаряды.

Моргунов пишет, что около 12 часов дня 1 июля совместным огнем 18-й и 35-й батарей практическими снарядами была отбита танковая атака противника. Румынский пехотный батальон, атаковавший наши позиции из района Юхариной балки, понес большие потери от шрапнелей 18-й батареи. После этого враг пустил в ход авиацию, которая начала бомбить батарею. Было произведено несколько авианалетов и в результате было повреждено одно орудие, а личный состав понес значительные потери ранеными и убитыми. Оставшиеся батарейцы по приказу командира подорвали орудия и около 20 часов 1 июля сумели пробиться на 35-ю батарею, где принимали участие в боях, в которых погиб Дмитриев и большая часть его подчиненных.

В ходе боя в первой половине дня 1 июля полк пограничников стал испытывать острую нехватку боезапаса. Командир полка Рубцов приказал помощнику начальника штаба полка И.М. Федосову любыми средствами доставить боезапас. Как написал в своих воспоминаниях Федосов: «…Пришлось пробираться через шквальный огонь противника. Дошел до армейского обоза в районе 35-й береговой батареи, на площадке у которого находилось много свезенного и брошенного автотранспорта. Обслуживающего персонала на месте не оказалось. Все ушли к берегу в ожидании посадки и эвакуации. Начал поиск и нашел среди многих машин исправную, грузовую, груженную боезапасом – патронами к автоматам и, сам сев за руль, на большой скорости прорвался к Рубцову. Он обнял меня и сказал, что представит к правительственной награде».

Н. Головко отмечает, что днем 1 июля к нему на радиостанцию пришли медики из Георгиевского монастыря с просьбой связаться с командованием на 35-й батарее и запросить, как быть с эвакуацией раненых, и откуда она будет.

В то время в Георгиевском монастыре, согласно сообщению бывшего начальника медико-санитарной службы СОРа военврача 1 ранга А.Н. Власова, находились два походных полевых госпиталя Приморской армии: ППГ-356 и ППГ-76.

Раненых по оценке К. Головко в монастыре и возле него было более 500 человек. Отсутствие медсредств, нехватка медперсонала и жара способствовали большой смертности среди них. Как рассказал Н. Головко, понимая тяжелую обстановку с ранеными, чтобы не отвлекать командование полка от управления боем, самостоятельно запросил штаб дивизии по вопросу эвакуации раненых. Ответ был примерно таким: «Ждите, эвакуация будет морским транспортом».

К 20 часам остатки полка отошли к мысу Фиолент – Георгиевский монастырь, где заняли круговую оборону, так как противник уже вышел на побережье моря между мысом Фиолент и 35-й батареей. В полку оставалось до 150 человек. Из вооружения, по словам Головко, один 57-мм миномет с ящиком мин и станковый пулемет. Патроны и гранаты те, что были на руках у бойцов и командиров.

Свой последний командный пункт Рубцов расположил под обрывом берега на небольшом его сбросе до 20 метров глубиной и шириной до 30–40 метров у скалы мыса Фиолент справа от него в сторону Херсонесского маяка. По указанию Рубцова бойцы проверили возможность пройти вдоль берега по урезу воды в сторону 35-й батареи. Вернувшиеся бойцы доложили, что такой возможности из-за большой крутизны берега в некоторых местах нет. Связались вечером по радио со штабом дивизии. Текст радиодонесения, как помнят Головко и Володин, был такой: «От Рубцова штабу. Полк разбит. Дальше оборону держать не в силах, нет боеприпасов, продовольствия. Осталось 200-150 человек. Просим выслать плавсредства для продвижения к 35-й батарее». Через час или около этого, был получен ответ: «Выйти наверх. Продвинуться к 35-й батарее и занять оборону 1 км южнее ее».

Подписи, как и в случае с запросом медиков, не было. После получения ответа из штаба дивизии Рубцов собрал оставшихся в живых командиров штаба и батальонов и доложил сложившуюся обстановку и приказ из дивизии. Он отметил отличившихся в боях батальоны Ружникова и Кекало, а также их самих, которые дрались врукопашную с фашистами вместе со своими бойцами. Комбат Ружников погиб в блиндаже от прямого попадания снаряда противника. Потом Рубцов сказал так, как запомнил Н. Головко: «Товарищи, мы сейчас окружены. Жить или умереть. Но нам во что бы то ни стало надо прорваться к 35-й батарее и занять там оборону. Так нам приказано. Наступление на прорыв будем осуществлять с наступлением полной темноты».