Авиация и космонавтика 2012 10

Но неожиданно аэронавт серьезно заболел. Отмена зрелища вызвала бы большой шум, и Древницкий, антрепренер, никогда до того не совершавший парашютных прыжков, решил заменить собой вышедшего из строя воздухоплавателя. Решил и сделал, совершил успешный прыжок, первый в своей жизни.

Шиделькевич тоже продолжал летать, но уже без антрепренера. В сентябре 1895 года он впервые приехал в Житомир. В следующем году летал в городах Средней Азии и на Волге. В Житомире на совет корреспондента газеты бросить опасное занятие и открыть хлебную лавочку Шиделькевич решительно возразил: «Никогда! Кто хоть раз поднялся в небо, тот до самой смерти не прекратит полетов». Но, видно, он все-таки оставил воздухоплавание. После 1896 года его имя уже не встречается на страницах газет.

Для Юзефа Древницкого, напротив, это было время становления его как аэронавта-парашютиста, совершившего за четыре года более двухсот прыжков!

Станислав Древницкий родился в 1861 году. Юзеф был на семь лет младше. На письмо автора этих строк Институт истории Польской академии наук сообщил, что отец аэронавтов Маврикий Кивиевич Швамбаум имел небольшое поместье «Древница», располагавшееся в гмине (волости) Брудно Варшавского уезда.

Когда братья начали летать, они взяли себе псевдоним Древницкие, который для Юзефа Маврикиевича со временем стал настоящей фамилией. Впрочем, это не мешало ему иногда на афишах и в различных документах использовать двойную фамилию – Швамбаум-Древницкий.

Материальное положение помещика Маврикия Швамбаума было неважным. За долги «Древницу» неоднократно выставляли на принудительную продажу, но каждый раз Швамбауму-старшему удавалось выкупать свое поместье.

Воздухоплавание создало глубокую пропасть между сыновьями и родителями. Последние осуждали выбор Станислава и Юзефа. Очевидно, они хотели сыновьям другой судьбы. Но те были непоколебимы. По рассказам близких Юзефа Древницкого, возмущенный отец лишил сына наследства и прекратил всякую связь с ним. Юзеф покинул родительский дом и никогда там уже не бывал.

Мало, очень мало известно о Станиславе Древницком. Может быть, где-то в семейных архивах еще хранится портрет Станислава, но пока найти его не удалось. Как выглядел отважный покоритель воздуха, никто уже не расскажет. По нескольким словам, оброненным в воспоминаниях Юзефом Древницким, его брат был жгучим брюнетом и человеком довольно грузным.

Нередко в газетах Станислава Древницкого обвиняли в том, что он готов «подвергать свою жизнь опасности из-за презренного металла». Но сам аэронавт утверждал, что совершает полеты и прыжки с парашютом «соп атоге» (то есть «из любви»), а не из-за денег.

Действительно, он был горячим энтузиастом воздухоплавания и парашютизма. «Станислав Древницкий любит свою профессию, – писала одна газета, – и старается делать разные усовершенствования в технике устройства воздушных шаров и парашютов». Никто не мог упрекнуть его в неуверенности в себе, тревожности, тем более – боязни, постыдной для настоящего аэронавта-парашютиста. Об этом газета «Виленский вестник» с удивлением писала: «Оказывается, г. Древницкий в самую решительную минуту нисколько не теряет самообладания и в момент прыжка с трапеции, держась одной рукой за парашют, другой, сняв шапку, отвечает публике на ее аплодисменты». Да и другие газеты не раз отмечали его храбрость и самоотверженность. Несомненно, он был подвижником в своем опасном деле, фанатиком, в самом лучшем значении этого слова.

В отличие от своего брата, Юзеф Древницкий имел, как писал один из современников, «очень благодарный вес», всего сорок килограммов. Столь небольшой вес позволял ему пользоваться воздушным шаром меньшего объема и парашютом уменьшенной площади.

Не раз Юзефу Древницкому задавали вопрос: какими качествами должен обладать аэронавт-парашютист Корреспонденту рязанской газеты он ответил: «Безусловно, иметь здоровое сердце и крепкие нервы, не забывать ни малейшей мелочи в шаре и парашюте и уметь быть находчивым в минуту опасности. Слишком долгие сомнения нарушают уверенность и вредят делу».

Из воспоминаний Юзефа Древницкого:

«Осенью 1895 года судьба забросила меня впервые в Баку. Единственным местом, с которого можно было бы совершить полет, являлся колоссальный в то время двор городского Михайловского училища, директор которого с большой любезностью дал мне на это свое разрешение.

Когда я выпустил афишу, погода стояла великолепная, но в день полета с утра подул норд, этот бич Баку.

К счастью для меня, двор Михайловского училища был некоторым образом защищен с северной стороны, и во дворе порывы норда были не так ощутительны. При громадном стечении публики я приступил к наполнению шара и… полетел.

Поднявшись сразу на большую высоту, я заметил, что меня северным ветром быстро уносит к морю, куда поневоле придется совершить спуск с парашютом. До этого мне лично никогда не приходилось опускаться с парашютом в воду, но у меня в памяти были два подобных случая, окончившихся гибелью воздухоплавателей.

В первом случае – погиб в Ревеле Шарль Леру, запутавшись в парашюте из-за волнения на море; во втором – погиб молодой воздухоплаватель Казимир Красинский в Ростове-на-Дону. Красинский, будучи еще на очень большой высоте, выпустил из рук парашют, упал в Дон и разбился об воду насмерть. Хотя на Бакинском рейде во время моего полета стояло много больших и малых судов, но на их помощь я возлагал очень слабую надежду, потому что все эти суда стояли отшвартованными у пристани, а меня ветром быстро уносило далеко от берега. Помянув царя Давида и всю кротость его, я оторвал парашют от шара и стал спускаться в море, как раз посредине между Баиловом мысом и островом Наречен. Вода оказалась очень теплой, так что с этой стороны я большого неудобства от невольного купанья не ощущал, но зато волнение оказалось настолько сильным, что меня то и дело захлестывало волной.

Парашюта из рук я не выпускал, но старался плыть в противоположную от него сторону, боясь подвергнуться участи Шарля Леру.

Но мало-помалу парашют стал намокать, погружаться в воду, тянуть меня за собою ко дну, и я принужден был бросить его на произвол судьбы. Через полчаса меня подняли на борт таможенного баркаса «Тритон» и доставили к набережной, буквально запруженной стотысячной толпой. Овациям не было конца…

В тот же день приступлено было к розыску парашюта: рыбаки сновали на своих легких лодках вдоль и поперек бухты, нащупывая дно «кошками», водолазы каспийской флотилии обследовали дно бухты на месте спуска моего в воду, но парашюта найти не удалось.

Благодаря отзывчивости тогдашнего командира каспийской флотилии, мне удалось в несколько дней (рабочая сила была мне предоставлена безвозмездно) соорудить новый парашют, на котором я через два-три дня совершил первый полет на Баиловом мысе для войск местного гарнизона».

Братья Древницкие то выступали совместно, то пути их расходились. «В 1894 году, проездом на юг России, – вспоминал Юзеф Древницкий, – на стации Бердичев я случайно узнал, что накануне брат мой совершил здесь последний полет. Понятно, дальше я не поехал, а немедленно направился в город».

Разыскав брата, он узнал, что денежные сборы в Бердичеве оказались из ряда вон скудными, платной публики в саду, из которого производились полеты, собиралось мало, и Станиславу Древницкому даже не на что было выехать из города.

У Юзефа Древницкого возник план, как заставить скуповатых бердичевцев раскошелиться. Он предложил брату выпустить афишу, в которой объявить, что состоится еще один полет и прыжок с парашютом, но в этот раз – любителя, жителя Бердичева, под руководством Станислава Древницкого. Роль «любителя» должен был сыграть Юзеф, которого в этом городе никто еще не знал.

На следующий день на городских витринах красовались большие афиши, извещавшие о предстоящем полете «жителя Бердичева, господина А.Г., который явится перед публикой в черной маске». Горожане с любопытством читали афиши, гадая, кто же этот таинственный господин А.Г.