Основы тибетского мистицизма

Когда Будда осуждал секретность и таинственность претенциозных жрецов, которые считали свое знание или свое положение прерогативой своей касты, или когда Он заявлял, что Он не делает никакого различия между "внутренним" (эзотерическим) и "внешним" (экзотерическим) учением и что Он ничего не прячет в кулаке, это, конечно же, не означало, что Он не делал никакого различия между мудрым человеком и глупцом, но что Он готов учить без ограничения всех тех, кто желал следовать за ним. Однако ограничение существовало, и оно исходило от самих Его слушателей и учеников, от их собственной способности понимания, и здесь Будда проводил границу между тем, что Он знал, и тем, что Он считал подходящим для проповеди.

Однажды, когда Просветленный пребывал в роще Симсапа, Он поднял пригоршню листьев, показал их своим ученикам и сказал, что точно так же, как мало листьев у Него в руке, по сравнению с листьями во всей роще, точно так же то, чему Он учит их, составляет лишь небольшую частицу того, что Он знает, и Он раскроет им ровно столько, сколько необходимо для достижения Освобождения Его учениками.

Этот вид различения применялся каждым учителем и не только в общем, но и в каждом отдельном случае. Дхарму не должно открывать тем, кто не был заинтересован в Ней или кто еще не созрел для Нее; Ее следовало проповедовать только тем, кто жаждет Высшего Знания, и в должное время и в должном месте.

Применительно к развитию Буддизма это означает, что каждая эпоха и каждая страна должны найти собственную форму выражения и собственные методы проповеди для того, чтобы сохранить живой идею Буддизма. Эта "идея" не философский тезис или метафизическая догма, это импульс к новой установке ума, с точки зрения которого мир и явления нашего сознания не должны были рассматриваться двойственно, а должны были бы восприниматься в их полноте и цельности. Благодаря этому перевороту в сознании все вещи внезапно представляются в новом свете и перспективе, поскольку внутренний мир и внешний мир становятся равными и взаимозависимыми явлениями нашего сознания – сознания, которое в соответствии с уровнем своего развития переживает разного рода реальность, различные миры. Однако уровень развития зависит от степени преодоления иллюзии индивидуального "я", а также эгоцентрического взгляда на мир, искажающего все вещи и явления и нарушающего их внутреннюю связь. Восстановление совершенного духовного равновесия путем преодоления этой иллюзии эготизма, источника всякой ненависти, алчности и страдания, – есть состояние Просветления. Все, что ведет к реализации этого состояния, есть Путь Будды, Путь, который не зафиксирован раз и навсегда, который существует не независимо от времени и личностей, но только в движении и приближении странствующего к цели, указанной Буддой. Это такой Путь, который каждый подвижник должен реализовать и создать заново.

Даже самая совершенная формулировка Учения Будды не спасла бы Его последователей от необходимости новых формулировок, ибо, хотя Учение и было совершенным, но люди, к которым Оно было обращено, не были совершенными восприемниками. То, что они смогли понять и передать другим, пострадало от общих присущих человеческому мышлению ограничений.

Кроме всего, мы не должны забывать, что Учение Будды было выражено на языке и в народных представлениях того времени, чтобы быть понятным. Даже если бы все те, кто сохранил слова Будды, были Архатами (святыми), то и это не могло бы изменить того факта, что учения, которые они передавали в той форме, были концептуально и лингвистически зависящими от времени их формулирования. Не могли бы они воспринять и проблемы, которые еще не существовали. Даже если бы их можно было предвидеть, они не смогли бы их выразить, потому что тот язык, при помощи которого эти проблемы могли бы быть выражены и поняты, еще не родился.

Сам Будда выразил бы свое Учение иным способом, если бы Он жил в VI в. н.э., а не в VI в. до н.э. – и это не потому, что Дхарма, или Истина, которую Ему надо было проповедовать, была бы другой, но потому что те, кого надо было учить, прошли бы 12-вековой путь исторического, практического, умственного и духовного развития и имели бы не только больший запас понятий и способностей их выражения, но также другую умственную направленность с другими проблемами и перспективами и другими методами их разрешения.

Те, кто слепо верит в слова, а также те, для кого историческая давность важнее, чем Истина, никогда не поймут этого. Они будут обвинять поздние буддийские школы в отходе от Будды, хотя в действительности они "отошли" только от обусловленных временем представлений современников Будды и их последователей.

Духовное столь же невозможно "зафиксировать", как и живое. Когда прекращается рост, не остается ничего, кроме мертвых останков. Мы можем сохранить мумифицированные тела в качестве исторических экспонатов, но жизнь этому не поддается. Таким образом, если в наших поисках истины мы не опираемся на фактическое свидетельство истории, то это не потому, что мы сомневаемся в формальной истинности или даже правдивости намерений со стороны тех, кто сохранил и передал эти формы, а потому, что мы считаем, что формы, созданные тысячелетия назад, нельзя принимать без разбора, дабы не причинить серьезный вред нашему складу ума. Даже самая лучшая пища, если ее долго хранить, становится ядом. То же самое с пищей духовной. Истину нельзя "перенять", ее все время надо открывать заново. Для того чтобы сохранить ее духовную питательность, следует все время менять формы ее выражения. Таков закон духовного роста, из которого вытекает необходимость переживать одну и ту же истину всегда в обновленной форме и развивать, распространять не столько результаты, сколько методы, посредством которых мы получаем знание и переживаем Реальность.

Если этот процесс духовного роста повторяется или переживается каждой личностью, то это означает не только то, что эта личность становится связующим звеном между прошлым и настоящим, но также и то, что прошлое оживает и омолаживается в настоящем переживании и преобразовывается в зародыш творческой потенциальности будущего. Таким образом, история заново формируется в настоящей жизни, становится частью нашего бытия, а не просто объектом изучения или поклонения, который в отрыве от своего происхождения и органических, условий роста утратил бы свою основную ценность.

Как только мы поймем этот естественный рост, мы прекратим определять различные фазы как "правильные" или "неправильные", "ценные" или "бесполезные"; мы должны будем: прийти к выводу, что видоизменения одной и той же темы или: "мотива" подчеркивают самими своими контрастами общий, фактор, самую суть их основы.

Основная природа дерева, например, никак не ограничивается его корнями, стволом, ветвями, побегами, листьями, цветами или плодами. Действительная природа дерева заключается в органическом развитии и взаимосвязи всех этих частей, т.е. в целостности его пространственного и временного развития.

Подобным же образом следует понять, что основная природа Буддизма находится не в замкнутых мирах абстрактной мысли, не в догме, освященной древностью, но исключительно в его развитии во времени и пространстве, в безмерности его движения и его развертывания, в его всеобъемлющем влиянии: на жизнь во всех ее аспектах, короче – в его универсальности.

7. УНИВЕРСАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ МАХАЯНЫ

И ИДЕАЛ БОДХИСАТТВЫ

Универсальность Буддизма, выражаемая прежде всего в обширности религиозных и философских школ, была возведена до сознательного принципа Махаяной, Великой Колесницей, которая была достаточно велика, чтобы признать различие всех школ и идеалов как необходимость для выражения различных темпераментов и уровней понимания.