Основы тибетского мистицизма

Тибетская традиция донесла до нас биографии, истории, предания и учения большого числа мистиков, которые после обретения этих чудесных сил стали называться соответственно "сиддхи" (тиб. груп-тхоб, произносится как дубтоб). Их писания и житийные истории были так тщательно уничтожены во время мусульманских нашествий на Индию, что только лишь немногие следы их деятельности сохранились в индийской литературе. С другой стороны, в Тибете они широко известны как "Восемьдесят четыре сиддха". Однако их произведения, как и их биографии, написаны на некоем роде символического языка, который в Индии известен как язык "сандхьябхаша". Этот санскритский термин буквально означает "сумеречный (неясный) язык" и указывает на то, что его слова несут двойной подтекст, согласно которому они понимаются либо в своем обычном, либо в мистическом смысле.

Этот символический язык является не только защитой от профанации тайного интеллектуальным любопытством и злоупотребления йогическими методами и психическими силами невежественными и непосвященными людьми; его происхождение связано главным образом с тем фактом, что повседневный язык не способен передать высочайшие переживания духа. То неописуемое, что может быть понято только посвященным или имеющим подобный опыт, может быть раскрыто только через аналогию и парадоксы.

Подобное положение можно найти в китайском Чань или японском Дзэн-Буддизме, на духовные и исторические связи которых с сиддхами я указывал в своих предыдущих работах. Оба этих направления имеют обыкновение использовать парадоксы и изобилуют описаниями гротескных ситуаций, для того чтобы не допустить односторонности чисто интеллектуальных объяснений, которым подвергаются даже самые тонкие притчи и легенды.

В символическом языке сиддхов опыт медитации преобразуется во внешние события, внутренние достижения в видимые чудеса, а метафоры в якобы псевдоисторические события. Если, например, об определенных сиддхах говорится, что они остановили ход Солнца и Луны, или же что они пересекали Ганг, останавливая его течение, то это не имеет ничего общего с небесными телами или священной рекой Индии, но имеет отношение только к "солнечному" и "лунному" потокам психической энергии и их объединению и сублимации в теле йогина, и так далее. Подобным же образом мы должны понимать и алхимическую терминологию сиддхов, и их поиски "философского камня" и "эликсира жизни".

2. ГУРУ НАГАРДЖУНА

И МИСТИЧЕСКАЯ АЛХИМИЯ СИДДХОВ

В центре всех историй, связанных с мистической алхимией восьмидесяти четырех сиддхов, стоит Гуру Нагарджуна, который жил приблизительно в середине VII века и которого не следует путать с основателем философии Мадхьямики, носившим то же самое имя, но жившим пятьюстами годами раньше. О нем рассказывают, что он превратил железную гору в медную, и полагают, что он превратил бы ее в золотую, если бы Бодхисаттва Маньджушри не предостерег его, что золото вызовет только алчность и ссоры между людьми, а не поможет им, как думал этот Сиддха.

Подтверждение этого предостережения, которое с буддийской точки зрения лишало материальную сторону алхимии всякого смысла, очень скоро стало очевидным. В ходе экспериментов Гуру Нагарджуны случилось так, что даже его железная чаша для подаяния превратилась в золото. Однажды, когда он принимал пищу, вор, проходивший мимо открытой двери его хижины, увидел золотую чашу и тут же решил украсть ее. Но Нагарджуна, прочитавший мысли вора, взял чашу и бросил ему в окно. Вор был так ошеломлен и смущен, что вошел в хижину Гуру, склонился к его ногам и сказал:

"Высокочтимый, почему вы это сделали? Я пришел сюда как вор. Теперь, когда вы это сделали, когда выбросили то, что было желанным для меня, и подарили то, что я намеревался украсть, мое желание исчезло, и воровство стало бессмысленным и бесполезным".

Гуру ответил: "Все, чем я владею, следует разделить с другими. Ешь и пей, и бери все, что тебе нравится, чтобы тебе не нужно было воровать".

Вор был так глубоко поражен великодушием и добротой Гуру, что спросил его об Учении. Но Нагарджуна знал, что, хотя стремление его искренно, ум его еще не созрел для того, чтобы понять его учение. Поэтому он сказал:

"Вообрази все желаемые тобой вещи рогами, выросшими у тебя на голове (т.е. нереальными и бесполезными). Если ты будешь мыслить подобным образом, то увидишь свет, словно исходящий от изумруда". (Эта фраза имеет своим происхождением хорошо известную санскритскую метафору про "рога у зайца", которая применялась для обозначения вымысла или нереальности).

С этими словами он бросил горсть драгоценных камней в угол хижины, посадил перед ней ученика и оставил его в медитации.

Прежний вор усердно занялся медитацией, и когда его вера стала так же велика, как и его простота, он последовал словам Гуру буквально – и вот! – на его голове начали вырастать рога!

Сначала он обрадовался своему успеху и наполнился радостью и довольством, но вскоре с ужасом заметил, что рога продолжают расти, и, наконец, стали такими тяжелыми, что он не мог двигаться, не ударяясь о стены и вещи вокруг себя. Чем больше он беспокоился, тем становилось хуже. Так что от его прежней гордости и бодрости не осталось и следа, и когда через двенадцать лет Гуру вернулся и спросил ученика, как он себя чувствует, тот ответил Учителю, что ему очень плохо.

Но Нагарджуна рассмеялся и сказал:

"Так же, как ты стал несчастен всего лишь вообразив рога на голове, точно так же все живые существа теряют свое счастье, цепляясь за ложные воображаемые предметы и считая их реальными.

Все формы жизни и все объекты страсти подобны облакам. Но даже рождение, жизнь и смерть не властны над теми, чье сердце чисто и свободно от заблуждений. Если ты можешь смотреть на все богатство в мире, как на нереальное, и нежеланное, и обременительное – точно так же, как на воображаемые рога на своей голове, то тогда ты освободишься от круговорота смерти и перерождения".

И тогда пелена спала с глаз ученика, и так как он увидел "пустоту" всех вещей, его страсти и миражи исчезли, а вместе с ними и рога на его голове. Он достиг сиддхи – совершенства святого, и впоследствии его стали называть Гуру Нагабодхи – преемник Нагарджуны.

Другим Сиддхом, имя которого связано с Гуру Нагарджуной, был брахман Вьяли. Как и Нагарджуна, он был страстным алхимиком, пытавшимся найти "эликсир жизни" – амриту. Он потратил всю свою жизнь на безуспешные опыты со всеми видами дорогостоящих веществ, и в конце концов почувствовал такое отвращение к этим занятиям, что выбросил свою книгу с формулами в Ганг и покинул место своей бесплодной работы, став нищим.

Но случилось так, что, когда он пришел в другой город, спустившись далеко вниз по Гангу, некая куртизанка, купавшаяся в реке, подобрала книгу и принесла ее ему. Это возродило его былую страсть, и он снова принялся за работу, так как куртизанка превратилась для него в источник вдохновения. Но его эксперименты как и прежде были безуспешны, пока однажды куртизанка, готовившая ему пищу, не капнула случайно соком одной специи в его алхимическую смесь – и вот то, чего ученый брахман не мог достичь за 14 лет упорного труда, свершилось руками невежественной женщины низшей касты.

Символический характер этой истории ясен. Сущность жизни и природы, тайна бессмертия не могут быть обнаружены чисто интеллектуально и посредством эгоистичного желания, но только лишь путем прикосновения невыхолощенной жизни: спонтанности Интуиции.

Дальше не без юмора рассказывается о том, как брахман, который был явно не подготовлен к этому неожиданному удару судьбы, заперся с этим сокровищем в одиночестве, не желая поделиться им с кем-либо и не желая, чтобы узнали о его тайне. Он поселился на вершине недоступной скалы, которая возвышалась посреди страшной трясины.