Философские аспекты суфизма

единства бытия есть некий этан (макам), то его недостаточно, чтобы снять покров с «гневной» души, и следовательно, бесполезно его поощрять, как делали Йбн Араби и другие суфии.

Никакой пользы нельзя ИЗВЛЕЧЬ также из того, что это всего

лишь этап духовной жизни: согласно учению Корана, бытие

обращенное вовне, или внешнее бытие (вуджуд фи-л-харидж), но сути своей не имеет отношения к Союзу (с истиной.—Я. П.), связано прежде всего с сотворенностью сущего (махлукийат).

Если бы из учения Корана следовало, что Истинная сущ

ность (затбари) циркулирует во множественных проявлениях

миропорядка, то осмысление единства бытия могло бы быть

очень полезным для религиозной жизни, хотя могло бы стать

последней стоянкой (манзил) религиозной мысли. Но, я думаю, к учению Корана это отношения не имеет. По моему убеждению, нельзя из каждого индивидуального духовного опыта делать выводы о пользе его для религии. Да и жизненный опыт

подсказывает нам, что культивирование этого состояния приносит немалый вред и обществу и индивидууму. Чтобы решить, имеет ли этот опыт жизненный смысл, нужно много времени, и

когда-нибудь я об этом напишу.

СККРЕТ «ТАИНСТВ ЛИЧНОСТИ*

30 января 1916 г. в «Хатибе» была напечатана статья Хаджи

Хасана Низами, появления которой я уже некоторое время ожидал. Ее название «Секрет „Таинств личности”». Вышеназван-

185

ный Хаджи Хасан Низами подробно рассматривает стиль мае-

нави. Статья не завершена, и продолжение обещано в одном

из ближайших номеров. Я рассчитывал на то, что Хаджи Хасан

Низами проанализирует концепцию маснави с научных позиций, но, увы, моим надеждам не суждено было оправдаться, впрочем, возможно, ожидаемый разбор будет дан в следующем номере

«Хатиба». Что касается меня, то здесь я не намерен обсуждать

концепцию маснави, так как в настоящее время пишу ряд статей, посвященных истории мистицизма в исламе. Некоторые из

них будут в ближайшее время опубликованы вместе ‘ с той

частью книги алламы Ибн Джаузи «Мошенничество Иблиса»

(«Талбис Иблис»), которую он посвящает критике вахдат ал-

вуджуд. Из этой статьи читатель может понять, что такое вахдат ал-вуджуд, когда появилось это направление суфизма, кто

считается руководителями суфиев и, помимо того, сколь бесцеремонно обращаются они с историей и интерпретацией Корана.

Моя вера зиждется на том, что ислам признал единство религиозных и мирских (дин ва дунья) обязанностей человека и, таким образом, установил для человечества справедливый порядок. Там, где сказано, что вера — высшая и основная цель ислама, там же учат: «Не забывай о своей доле в мирском», (ла

танса насбикя фи-д-дунья). Утверждение, что мир—• ничто и

дела мира — ничто, не ислам! Истинное учение ислама — мысль, заключенная в нескольких прекрасных словах, поясняющих догматы: «Тарк ал-асбаб джахалат», т. е. отказ от мира — язычество; «ила иттимад алейха ширк» — и верить в это — ширк.

Когда, говоря о пророке, я написал: «Ключом веры он открыл дверь мира», то хотел сказать лишь, что пророк заповедал

участвовать в мирских делах, опираясь на веру. Заповедь «Ла-

танса насбикя фи-д-дунья» означает: «Не забывай о своем участии в делах мира»! Аллах указал также, как достигается это

участие, выделив в мусульманском шариате область, касающуюся социальной деятельности (муамилат). Между тем в трактовке Хаджи Хасана исчезает всякое различие между исламом и

аскетизмом (рахбанийат) м. В настоящее время я пишу статью

«Отсутствие аскетизма в исламе» («Ла-рахбанийат ал-ислам»), в которой освещаю эти и некоторые другие вопросы, до сих пор

неясные, после чего, я уверен, Хаджи Хасану придется пересмотреть свои взгляды на суфизм. Вот тогда все встанет на свои

места и можно будет решить, является ли то, о чем я говорю, философией мусульманского участия в мирских делах или западноевропейской философией. Хаджи-сахибу, впрочем, неведомо, что главным направлением европейской мысли (илми маз-

хаб) считается вахдат ал-вуджуд, в защиту которого он выступает. Я же, разочаровавшись в этой вере, па мой взгляд, отчасти представляющей собой ересь, остаюсь, по милости божией, мусульманином. А в этих строках хотелось бы лишь подчеркнуть недопонимание, обнаруживающееся в статье Хаджи Хасана. Чтобы подвергнуть критике основные концепции, а также

186

стихи автора, Хаджи Хасану нужно было сделать переводы на

родной язык (с персидского.— 7/. П.), а он не сумел перевести

правильно. Например, мои слова о Хафизе выглядят в его переводе так: «Хафиз остался трезвым, но яд смерти оказался в его

чаше. Посадил в лесу дерево вздохов. Не было у него сил воевать с падишахами».

Невозможно предположить, что Хаджи не знает персидского

языка, поэтому невольно возникает подозрение: в его интересах

было изложить содержание маснави таким образом, чтобы вытекало, будто Хафиз не верил правителям, а сам хотел обмануть

простой народ, в результате чего лишь увеличивается его святость. Интересно, как иначе этот перевод мог получиться из следующих строк:

В любви был последователем Фархада,

Слетало с уст его пламя жалобных вздохов.

Посеял в горах семена древа вздохов,

Неспособен оказался он на борьбу с Хосровом.

Больше я не буду об этом писать, полагаясь на сообразительность читателя. Но в конечном счете мое мнение о Хафизе

таково: его поэзия способствовала в определенной мере упадку

мусульманской общины. Об этом я, возможно, напишу, как уже

говорил.

Если Хаджи, только потому что в имени его есть титул «Хаджа» либо из-за привязанности его к хулулистскому толку

Мансура ал-Халладжа 15 (что естественно, поскольку он придерживается вахдат ал-вуджуд), вдруг начнет восклицать «Лна-л-

Хафиз» («Я есмь Хафиз») или припишет себе мои стихи, пусть

останется это на его совести.

И в другом месте Хаджи-сахиб лишь демонстрирует свое непонимание, говоря: «Я считаю абсолютно ошибочным положение

Предисловия, в котором ж.ителей Востока и мусульман призывают следовать европейской философии и отказываться от своих

исконных взглядов; я категорически против подобных ошибочных призывов». В другом месте он пишет: «Распевая касыды в

честь европейских, особенно английских и немецких, философов, он (Икбал.— Н. П.) предписывает народам Востока, прежде всего мусульманам, пересмотреть свои древние традиции и

осветить души и сердца светочем европейского образования».

Эти строки указывают на ту часть Предисловия, где написано

следующее: «Поистине труды английских ученых занимают особое место в научной литературе и достойны того, чтобы народы

Востока могли их использовать, обогатив ум и сердце, и затем

пересмотрели свои традиционные философские концепции». Читатель сам может сделать вывод из этой цитаты и решить, есть

ли тут призыв к мусульманам изменять религиозным убеждениям. Призывая пересмотреть философские концепции, я имел в

виду философию неоплатонизма, распространенную среди мусульман, угнетающе действующую на их сердца и причиняющую большой вред их морали и этике. Философия английских

187

ученых отличается деловым, активным характером, а активность— это как раз то, за что ратует ислам. Так что же плохого произойдет, если мусульмане, да и другие жители Востока, чья философия основана на созерцательности и самоуглублении, пересмотрят свои традиционные концепции в свете английской философии? Л пересмотр философских традиций необхо-*

дим для выработки правильных суждений.

Новая европейская философия доказывает, что, чем скорее

человек отрешится от умозрений и спекуляций, от вздора суеверий, тем скорее он приблизится к божественной Сути, на которой зиждется ислам. Я убежден, что история европейской мысли

дает убедительное подтверждение истинности ислама. Сказано

же мусульманам: если наука в Китае — используй ее! Следовательно, если можно извлечь какую-то пользу и что-то дельное из