Психоаналитическая традиция и современность

Фактически речь идет о разном понимании человека в психоанализе и марксизме. С точки зрения Фрейда, человеческое существо от природы наделено как созидательными, так и разрушительными наклонностями, как влечениями к жизни (Эрос), так и влечениями к смерти (Танатас). Необходима кропотливая работа по осознанию этих влечений с целью овладения ими и развертывания конструктивной деятельности в природном и социальном мире. В представлении марксистов, человек от природы добр, а его агрессивные наклонности вызваны к жизни социально-экономическими условиями бытия, ориентированными на институт частной собственности. С радикальной ломкой этих условий, с отменой частной собственности возможно такое изменение человеческой природы, которое обеспечит позитивное отношение людей к труду, бесконфликтную совместную жизнь в обществе, равенство между ними и счастье каждого индивида при общем материальном благосостоянии.

Не разделяя взгляды коммунистов и считая их не менее спорными и бездоказательными, чем ранее распространенные идеалистические воззрения, Фрейд констатирует то обстоятельство, что в послереволюционной России агрессивные наклонности людей, связанные с ограничением их влечений к получению удовольствий, были направлены на иные цели, обусловившие враждебность бедных против богатых, пролетариата против буржуазии. Попытка установления новой, коммунистической культуры в России должна была найти свое психологическое оправдание в преследовании буржуазии. Это как раз и имело место в ходе революционного преобразования России. Но что будут делать советы, с недоумением вопрошает Фрейд, когда они уничтожат буржуазию?

Перед теми, кто осуществлял кровавую политику в послереволюционной России, такой вопрос не стоял. Сперва они разделались с власть имущими, потом обрушились на хозяев земли, затем стали отыскивать и уничтожать «врагов народа» среди своих бывших соратников по революционной борьбе и наконец подмяли под себя весь народ, держа его в постоянном страхе.

Революция обернулась массовым террором, проводимым под лозунгом «Кто не с нами, тот против нас». Классовое сознание затмило собой самосознание, объединив палачей и жертв в единую систему, провозглашенную социалистической, но являющуюся тиранической по форме и рабовладельческой по содержанию. Ранее провозглашенные лозунги свободы, равенства и братства стали неотъемлемой частью официальной идеологии, хотя их претворение в жизнь обернулось своей противоположностью. Вместо свободы появилось новое рабство, воплощенное в ГУЛАГе, паспортном режиме, в политической однопартийной системе и «единомыслии». Вместо равенства – расслоение на тех, кто создает материальные ценности жизни, и тех, кто распределяет их, находясь у кормила власти и пользуясь негласно утвержденными привилегиями. Вместо братства – клановость по партийной принадлежности. И все это осуществлялось под знаком создания «нового человека», во имя которого было пролито столько невинной крови.

Поставив перед собой риторический вопрос, Фрейд не стал отвечать на него. Перед ним была иная цель: он предложил другим задуматься над будущим развитием России, осмыслить складывающуюся ситуацию, исходя из психоаналитического учения о человеке и культуре. Единственное, пожалуй, что он не учел, так это судьбу самих советов в России, которые со временем утратили ранее провозглашенную власть и превратились в институт, целиком и полностью подчиненный тирании партийного аппарата, воплощавшего в жизнь волю «вождя народов», безраздельно правившего страной на протяжении более трех десятилетий, и пришедших ему на смену лидеров, осуществлявших государственное руководство от имени властвующей партийной элиты.

Но развенчание Фрейдом иллюзии относительно отмены частной собственности как предпосылки освобождения человека из-под гнета чуждых ему внешних сил и внутренних агрессивных влечений, оказалось провидчески верным. В самом деле, с ликвидацией частной собственности в послереволюционной России средства производства были провозглашены народным достоянием. Однако, перестав быть частной, собственность была огосударствлена, так, по существу, и не став общенародной. В результате трудящиеся оказались отчужденными и от средств производства, и от распределения продуктов труда, и от реальной власти на своих предприятиях, земельных угодьях и в иных сферах приложения своих физических и интеллектуальных сил, способностей, возможностей. В психологическом плане ликвидация частной собственности привела к утрате людьми чувства хозяина земли и своей страны. Что касается устранения агрессивных наклонностей человека, то события последних лет, связанные с обострением национальных конфликтов, разжиганием ненависти друг к другу, вооруженными столкновениями в различных регионах страны и криминализацией общества, убедительно продемонстрировали, что частная собственность здесь не при чем. Проявление агрессивности людей скорее обусловлено их бездуховностью, нравственной деградацией, отрешенностью от общечеловеческих ценностей культуры. В этом смысле прав был, видимо, Достоевский, высказавший мысль о том, что человек изменится не от внешних причин и тем более не от насильственной ломки экономического быта, а от нравственной перемены, совершаемой внутри его самого.

Все соображения Фрейда о гигантском эксперименте в обширной стране между Европой и Азией, изложенные им в таких работах, как «Будущее одной иллюзии» (1927), «Неудовлетворенность культурой» (1930), третий цикл лекций по введению в психоанализ (1932), могут быть оценены по достоинству сегодня, когда переосмысление исторического опыта развития России становится важной вехой на пути понимания ее дальнейшей судьбы и поиска новых ориентиров ее социально-экономического и культурного обустройства. Однако наиболее существенным среди них представляется соображение, высказанное им по поводу «запрета на мышление», курса, получившего статус официальной идеологической политики в стране, стремившейся к претворению в жизнь ценностей и идеалов, лежащих в основе марксистского мировоззрения. «В своем осуществлении в русском большевизме теоретический марксизм нашел энергию, законченность и исключительность мировоззрения, но одновременно и зловещее подобие тому, против чего он борется. Будучи первоначально сам частью науки, опираясь в своем осуществлении на науку и технику, он создал, однако, запрет на мышление, который так же неумолим, как в свое время в религии. Критические исследования марксистской теории запрещены, сомнения в ее правильности караются так же, как когда-то еретичество каралось католической церковью. Произведения Маркса как источник откровения заняли место Библии и Корана, хотя они не менее свободны от противоречий и темных мест, чем эти более древние священные книги» (Фрейд 1989а, с. 414).

В связи с этим замечу следующее. Действительно, подмеченный Фрейдом факт «запрета на мышление» был в послереволюционной России реальностью, наложившей заметный отпечаток на жизнь людей, создающих новое общество. В начале 1930-х годов, когда основатель психоанализа высказал приведенное выше соображение, ранее имевшие место теоретические дискуссии завершились разгромом идейных противников марксизма в России, высылкой инакомыслящих из страны, заключением их в тюрьмы и лагеря или физическим их уничтожением. Во многом это предопределило последующее развитие России, где марксистское мировоззрение, превратившееся в марксизм-ленинизм, обрело статус официальной идеологии, подмявшей под себя экономику, политику и право. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что классический марксизм ставил во главу угла экономические преобразования в обществе, в то время как в советском марксизме экономика оказалась в подчинении у идеологии. Не бытие определяло здесь сознание, что лежало в основе марксистского учения о мире и человеке, а отчужденное, затравленное идеологическими штампами сознание творило и поддерживало террор, в условиях которого весь ужас бытия воспринимался в качестве необходимого и закономерного существования, предвещающего лучшее будущее. Однонаправленное мышление, насаждаемое и закрепляемое идеологией, отрицательно сказалось буквально на всех сферах жизни общества и фактически после более чем семидесятилетнего развития России привело ее на грань экономической катастрофы и нравственного оскудения. Так что Фрейд имел все основания говорить о запрете на мышление как опасной тенденции, способной привести к таким результатам, которые окажутся весьма плачевными не только для отдельного человека, но и для страны в целом.