Каторга

вно русского происхождения. Так я еще раз спрашиваю - кто вы?

Полынов вдруг страшно разрыдался. Кажется, начинался кризис, и Шолль, подойдя к нему, плачущему, постукивая его пальцем по плечу, внушал как педагог раскаявшемуся ученику:

- Мы догадываемся, что вы - поляк или русский. Но вы никак не должны надеяться, что газета "Форвертс" обеспокоится вашей судьбой. В глазах немецких политиков вы всегда будете оставаться только грабителем, презренным вором, недостойным даже примитивной жалости обывателя... Если у вас в России привыкли взрывать, убивать и грабить, то здесь, в старой добропорядочной Германии, этот номер не пройдет... Назовите себя!

- Я ничего не знаю. Мне очень нехорошо.

- Из какой ты страны, вонючая сволочь?

- Я ничего не помню, - отвечал Полынов рыдая... Шолль бил его по голове тяжелым пресс-папье.

- Пойми! - доказывал он. - То, что случилось в Бельгии с этим экспрессом, нас мало волнует. Зато мы должны заверить нашу общественность, что преступление в Познани раскрыто, а преступник понес наказание... Ну? Пять лет тюрьмы... ты слышишь? Всего-то пять лет! Обещаю из Моабита перевести тебя в Мюнхенскую тюрьму. Отличная жратва. Вентиляция в камерах. Прогулки и переписка. Говори же... ну? Говори, говори, говори!

- Меня в Познани никто не видел, - отвечал Полынов...

Комиссаром по криминальным делам в Берлине был граф фон Арним - холеный аристократ, внешне напоминающий британского милорда. Невозмутимо он выслушал доклад следователя Шолля:

- С этим упрямым идиотом, мне думается, дело гораздо серьезнее, нежели с обычным взломщиком. Очевидно, у него имеются основательные причины для того, чтобы молчать о себе. Сейчас он уже полностью падшая личность, часто плачет на допросах и остается силен только в одном - в своем молчании.

- У вас сложились какие-либо выводы? - спросил граф.

- Подозрения! Я подозреваю, что это... провокатор, каких департамент тайной полиции Петербурга немало содержит в городах Европы для наблюдения за эмигрантами-революционерами. Но, кажется, он решил подзаработать на уголовщине, а теперь, пойманный, страшится разоблачения. Не здесь ли причина его упорного запирательства на допросах и ссылки на потерю памяти?

Граф фон Арним через окно оглядел Александерплац, где ерзали на повороте трамваи, спешили по своим обычным делам берлинцы, а дамы придерживали в руках края своих юбок, чтобы не подметать ими панели. Граф задернул на окне плотную штору.

- Не спорю, - было им сказано, - тут что-то есть... Сегодня я как раз ужинаю в "Альтоне" с господином Гартингом и надеюсь: он поможет нам разобраться в этом случае. Но, если он русский, как вы полагаете, нам предстоит выдать его на расправу в Санкт-Петербург... со всеми его отбитыми потрохами!

Гартинг в ту пору возглавлял работу царской "охранки" в Берлине, за что и получил недавно от кайзера орден Красного Орла. Гартинг согласился повидать преступника, чтобы рассеять сомнения своих германских коллег по ремеслу.

Свидание состоялось