Каторга

оит потерять его, если узнаете, что берлинский полицай-президиум потребовал вашей выдачи - как рецидивиста, свершившего преступление в Германии, и мне жаль вас, - сказал комиссар, - ибо на Александерплац вас ждут серьезные испытания.

На этот раз Полынов путешествовал не в "миксте", а в немецком вагоне для арестантов, втиснутый в клетку, как опасный зверь. Берлина он так и не увидел, прямо из вагона перемещенный в тюремный фургон, а из фургона был сразу же пересажен в камеру. Возле двери этой камеры Полынов невольно остановился, задержав внимание на ее нумерации.

- Тридцать шестая? - удивился он. - Уж не расплата ли за игру в рулетку? Впрочем, я не рассчитывал на ваш юмор.

Свирепый удар кулаком в затылок обрушил его на асфальтовый пол, отполированный до нестерпимого блеска. Полынов оказался в знаменитой тюрьме Моабит, где очень высоко оценивали чистосердечное признание, не беспокоясь о том, какими способами это признание достигается от человека... Поднявшись с пола, Полынов вытер кровь с разбитого лица.

- Ставлю на тридцать шесть! - прошептал он себе. - А иначе и не стоит играть... Только бы не забыть этот дурацкий номер счета в банке Гонконга: XVC-23847/A-835...

После месяца допросов он был уже развалиной, и никто бы не признал в нем того импозантного господина, который выдавал себя за процветающего дипломата. Вместо лица образовалась разбухшая маска, губы едва двигались, а нестерпимая боль в ребрах не давала ему выспаться. Наконец следователь Шолль отбил ему почки, и однажды Полынов с ужасом заметил, что в его моче появилась кровь... Соседние камеры занимали два уголовника, которые, сочувствуя Полынову, надоумили его:

- Вас очень скоро доведут до крайности, потому лучше сознаться. Только не вздумайте объявлять голодовку, в Моабите таких нежностей не понимают. На пятый день вам загонят под хвост такой питательный зонд, что вы согласитесь жрать даже поджаренное дерьмо, поданное вам на сковородке.

- Мне не в чем сознаваться, - ответил Полынов.

- В этом случае выгоднее для здоровья придумать себе любое преступление, лишь бы избавиться от криминальных услуг Александерплаца... Вы, кстати, мало похожи на немца. Не лучше ли вам сразу потребовать выдачи на родину?

- Боюсь, что на родине я буду сразу повешен.

- Тогда... желаем сохранить мужество!

Следователь Шолль топтал Полынова ногами:

- Нам плевать на тот льежский вагон и на все, что случилось в русской Лодзи! Но мы должны знать, куда ты подевал наши деньги из познанского банка? Так отвечай, отвечай, отвечай...

Уставая бить Полынова, он потом говорил ему:

- Мне уже надоела возня с вами. Не забывайте, что улики против вас не требуют дополнений. Страховочные "цугалтунги" в сейфах банков как в Лодзи, так и в Познани были обезврежены одинаковым приемом. Бельгийский комиссар дю Шатле оказался столь расположен к нам, что переслал из вашего саквояжа... нет, не деньги! Мы получили от него набор инструментов, которым вы открывали сейфы, а все эти отмычки явно