Накануне

не понимая, что делала, читала ей "Московские ведомости"; Берсенев вошел. Елена взглянула на него (как быстр, и робок, и проницателен, и тревожен был первый взгляд, который она на него всякий раз бросала!) и тотчас же догадалась, что он принес добрую весть. Он улыбался; он слегка кивал ей: она приподнялась ему навстречу.

- Он пришел в себя, он спасен, он через неделю будет совсем здоров, шепнул он ей.

Елена протянула руки, как будто отклоняя удар, и ничего не сказала, только губы ее задрожали и алая краска разлилась по всему лицу. Берсенев заговорил с Анной Васильевной, а Елена ушла к себе, упала на колени и стала молиться, благодарить бога... Легкие, светлые слезы полились у ней из глаз. Она вдруг почувствовала крайнюю усталость, положила голову на подушку, шепнула: "Бедный Андрей Петрович!" - и тут же заснула, с мокрыми ресницами и щеками. Она давно уже не спала и не плакала.

XXVII

Слова Берсенева сбылись только отчасти: опасность миновалась, но силы Инсарова восстановлялись медленно, и доктор поговаривал о глубоком и общем потрясении всего организма. Со всем тем больной оставил постель и начал ходить по комнате; Берсенев переехал к себе на квартиру; но он каждый день заходил к своему, все еще слабому, приятелю и каждый день по-прежнему уведомлял Елену о состоянии его здоровья. Инсаров не смел писать к ней и только косвенно, в разговорах с Берсеневым, намекал на нее; а Берсенев, с притворным равнодушием, рассказывал ему о своих посещениях у Стаховых, стараясь, однако, дать ему понять, что Елена была очень огорчена и что теперь она успокоилась. Елена тоже не писала Инсарову; у ней иное было в голове.

Однажды - Берсенев только что сообщил ей с веселым лицом, что доктор уже разрешил Инсарову съесть котлетку и что он, вероятно, скоро выйдет, она задумалась, потупилась...

- Угадайте, что я хочу сказать вам, - промолвила она.

Берсенев смутился. Он ее понял.

- Вероятно, - ответил он, глянув в сторону, - вы хотите мне сказать, что вы желаете его видеть.

Елена покраснела и едва слышно произнесла:

- Да.

- Так что ж. Это вам, я думаю, очень легко. - "Фи! - подумал он, какое у меня гадкое чувство на сердце!"

- Вы хотите сказать, что я уже прежде... - проговорила Елена. - Но я боюсь... теперь он, вы говорите, редко бывает один.

- Этому нетрудно помочь, - возразил Берсенев, все не глядя на нее. Предуведомить я его, разумеется, не могу; но дайте мне записку. Кто вам может запретить написать ему как хорошему знакомому, в котором вы принимаете участие? Тут ничего нет предосудительного. Назначьте ему... то есть напишите ему, когда вы будете...

- Мне совестно, - шепнула Елена.

- Дайте записку, я отнесу.

- Это не нужно, а я хотела вас попросить... не сердитесь на меня, Андрей Петрович... не приходите завтра к нему.

Берсенев закусил губу.

- А! да, понимаю, очень хорошо, очень хорошо. - И, прибавив два-три слова, он быстро удалился.

"Тем лучше, тем лучше, - думал он, спеша домой. - Я не узнал