Антон-Горемыка

Ладно, ладно...

- Ну, братец, куда же нам теперь идти? - спросил Антон, когда земляк исчез за поворотом.

- Сойдем вниз, а там пойдем все по берегу, все по берегу, до самых кузниц.

- Далече?

- Эко ты наладил одно: далече да далече? видишь перевоз?

- Вижу...

- Ну, коли видишь, так ладно; тут как раз будет тебе и постоялый двор... он прямо стоит за кузнями...

Движения, походка, лицо товарища Антона мгновенно изменились: теперь все уже показывало в нем человека довольного, даже торжествующего; серенькие плутовские глазки его насмешливо суживались и поочередно устремлялись то на мужика, то на пегашку; он стал разговорчивее; но в речах его уже не было той заботливости, той вкрадчивости, с какими прежде подъезжал он к Антону. Все произошло, однако, так, как говорил рыженький: вскоре они достигли перевоза, там поднялись по скользкому грязному берегу и вышли на пустынное поле, огражденное с одной стороны рядом черных, мрачных кузниц, которые неровною линиею спускались почти к самой воде.

Миновав кузницы, рыженький молча указал Антону на высокую избу, одиноко стоявшую на дороге и окруженную длинными навесами. Тем временем, как они к ней приближались, ночь окончательно обхватила небо и окрестности. Месяц вышел из-за туч и весело проглянул на небе. Антон обернулся назад и бросил взгляд к стороне города; там все уже стихло; редко, редко долетала отдаленная песня или протяжное понуканье запоздалого мужика, торопившего лошадь. Где-то в стороне, далеко-далеко за рекою слышался стук в чугунную доску деревенского караульщика. Он увидел реку, исчезавшую после многих изгибов в темноте, крутые берега, отделявшиеся от нее белым туманом, и черные тучи, облегавшие кругом горизонт. Луна скрылась; воцарился глубокий, непроницаемый мрак; подходя к избе, Антон едва-едва различил подводы, стоявшие у ворот. Шумный говор и свет, выходивший длинною полосою из окна, давали знать, что на постоялом дворе было довольно народу.

- Ну, вот и пришли, - сказал рыженький Антону, - веди лошадь в ворота; ладно; ставь ее вот сюда, под навес, да пойдем ужинать...

- Послушай, добрый человек, - произнес Антон, оглядывая с беспокойством постоялый двор и навесы, - послушай, мотри, не было бы лиха... не обидели бы меня... не увели бы лошаденки; я слышал, народ у вас в городах на это дело добре податлив...

- Эх ты! - воскликнул тот, ударив мужика по плечу, - прямой ты, брат, деревенщина, пра, деревенщина; борода у те выросла, а ума не вынесла; ну, статочно ли дело? сам порассуди, кому тут увести? ведь здесь дворник есть, ворота на ночь запирают; здесь не деревня, как ты думаешь. Знамо дело, долго ли до греха, коли не смотреть, на то, вишь, и двор держат, а ты думаешь, для чего?..

- Оно так, - отвечал мужик, продолжая озираться на стороны, - вестимо так, а все словно думается...

- Что говорить, - начал рыжий, переменив вдруг насмешливый тон на серьезный, - кто против того? животину водить, не разиней ходить, это всякий знает... полно, земляк, полно;