Антон-Горемыка

Садись да бери вожжи; что рты-то разинули!.. Эй вы, старосты, оттащите ее... было ей время напрощаться с своим разбойником... Отведите ее... Ну!..

- Батюшка! - вскричала Варвара, судорожно протягивая руки к мужу. Ба... тю... шка!.. Ох, Антонушка!.. Ох!..

И баба грохнулась со всех ног наземь.

- Эхма! тетка Варвара, - начал опять Ермолай, взмостясь на перекладину телеги. - Полно! его не разжалобишь (он указал на Никиту Федорыча): ишь он как пузо-то выставил...

- Трогай! - закричал сердито Никита Федорыч, махнув рукою мужикам, усевшимся на облучки подвод.

Они ударили по лошадям, присвистнули, и телеги покатились.

Толпа кинулась вслед за ними; впереди всех, подле самых колес, скакала, вертясь и коверкаясь на одной ножке, рыжая хромая Анютка.

- Прощайте, ребята, прощайте! - кричал Ермолай, размахивая в воздухе шапкой. - Не поминайте лихом! Прощайте, братцы, прощайте, нас не забывайте!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Телеги приближались к околице. В это время белые густые тучи, висевшие так неподвижно на небе, как бы разом тронулись, и пушистые хлопья первого снега повалили, кружась и вертясь, на землю. Вмиг забелела улица Троскина, кровли избушек, старый колодец, а наконец и поля, расстилавшиеся далеко-далеко вокруг всей вотчины; холодный ветер дунул сильнее, и снежная сеть заколыхалась, как тяжелое необъятное покрывало. Никита Федорыч закутался плотнее в свой архалук и обернулся к околице; но ничего уже не увидел управляющий; даже крайние избы села едва заметно мелькали сквозь пушистые хлопья валившего отовсюду снега.

- Эки мошенники! - произнес он, отряхиваясь и продолжая путь. - Ведь вот говорил же я, что вся семья такая... Недаром не жалел я их, разбойников... Ну, слава богу, насилу-то наконец отделался!.. Эк, подумаешь, право, заварили дело какое... с одним судом неделю целую, почитай, провозились... Ну, да ладно... Теперь, по крайней мере, и в помине их не будет!..

Размышляя таким образом, Никита Федорыч не заметил, как подошел к конторе. Голос Анны Андреевны мгновенно вывел его из задумчивости.

- Никита Федорыч, а Никита Федорыч, ступай чай пить! - прокричала она, высовывая из форточки желтое лицо свое, перевязанное белой косынкой. Ступай чай пить, полно тебе переваливаться-то!..

- Иду, иду, барыня-сударыня, - отвечал супруг с достоинством и вошел в сени старого флигеля, не заметив Фатимки, которая стояла за дверьми и, закрыв лицо ручонками, о чем-то разливалась-плакала.