Каторга

Флорида, благо я стал гражданином Соединенных Штатов... В конце-то концов, - заключил Оболмасов, для человечества безразлично, в какие бочки потечет сахалинская нефть - в японские, в русские или в американские.

- Да, я все делал ради своего фатерлянда, - гневно отвечал барон Зальца, - но, в отличие от вас, никогда не был космополитом! И на вашем месте я бы даже не совался на Сахалин, а сидел бы под сенью американских пальм, мечтая о русской водке.

- Вы мне угрожаете? - спросил Оболмасов.

- Не я! Но здесь вы можете плохо кончить...

В окно было видно засвежевшее море, суета десантных катеров на обширном рейде. В панораму застекленной веранды, пронизанной ярким солнцем, медленно вплывал крейсер "Акацуки" под вымпелом адмирала Катаоки, а четыре плоские, как сковородки, канонерские лодки вели частый огонь по лесу, в гущах которого укрывались бежавшие жители и каторжане, кричавшие:

- Предали! Ни за грош теперь пропадем...

- Тут все с японцами покумились!

- Господи, да куды ж деваться-то нам?..

Японская шрапнель рвалась с оглушительным треском; люди падали в корчах, и возле пня сидел мертвый мальчик, прижимая к себе мертвую рыжую кошку... Он ее так любил.

На другой день два полка японской пехоты, позванивая амуницией, выступили из Корсаковска на север - по дороге, параллельной реке Сусуя, впадавшей в бухту Лососей. За ними лошади, мотая головами, равнодушно влекли горные пушки, зарядные ящики и походные кухни. Японцы без боя, одним своим появлением выдавили Арцишевского из пригородных селений, настигая усталых людей в ускоренном марше по хорошей и гладкой дороге, что кончалась у Найбучи возле Охотского моря.

Матросы с "Новика" нагнали свою пехоту лишь на подступах к Соловьевке. Архип Макаренко доложил полковнику о прибытии. Арцишевский едва глянул на комендора:

- А ну вас! Раскозырялись тут, пижоны липовые... мне сейчас не до вашего брата. Если хотите, так пристраивайтесь.

В это же время, как по заказу, шесть японских миноносцев вошли в бухту Лососей, откуда и стали обкладывать Соловьевку фугасами, и Арцишевский велел отходить:

- Дальше! Пошли до Хомутовки, а там и Владимировка... Молитесь богу, чтобы нас только не отрезали.

Архип Макаренко переговорил с матросами:

- Братцы, не оставаться же нам одним, приладимся в хвосте у пехоты. Может, к вечеру и накормят...

По обеим сторонам дороги, уводящей к Охотскому морю, шелестели травы, в небе пиликали жаворонки, а на душе у всех было так паскудно - хоть плачь! Невдалеке виднелись горы, пугающие крутизной; в лесных падях, напоенных журчанием ручьев, царил полумрак, было жарко и душно. Матросы стягивали форменки, потом потянули с себя и пропотелые тельняшки, шли за пехотой обнаженные, несли в руках винтовки. Возле Хомутовки всех остановили.

- Вон как тихо, - сказал Арцишевский, - наверняка тут засада. Лучше отвернуть с дороги. На худой конец, в лесах есть еще две деревеньки Ближняя и Дальняя, так и займем новую позицию, чтобы переждать это окаянное