Последняя мистификация Пушкина

На сле­дую­щий день, 6 но­яб­ря бли­же к по­луд­ню в Пе­тер­бург при­был Жу­ков­ский. Ему пред­стоя­ло не толь­ко ра­зо­брать­ся в об­стоя­тель­ст­вах ду­эль­ной ис­то­рии, но и най­ти вы­ход из слож­ной си­туа­ции. Как ли­те­ра­тор по ду­ху и сти­лю жиз­ни, он пред­по­чи­тал обоб­щать уви­ден­ное или ус­лы­шан­ное им в ви­де ко­рот­ких за­ме­ток. Пи­сал он их не сра­зу, по про­ше­ст­вии не­сколь­ких дней, а по­рой и не­дель, ве­ро­ят­но при со­став­ле­нии ито­го­во­го до­ку­мен­та, при­по­ми­ная глав­ные со­бы­тия и сум­ми­руя впе­чат­ле­ния в от­дель­ных фра­зах, за­час­тую тре­бую­щих осо­бо­го тол­ко­ва­ния. Тем не ме­нее, его за­пи­си ос­та­ют­ся са­мы­ми жи­вы­ми и точ­ны­ми сви­де­тель­ст­ва­ми на­ча­ла тра­ге­дии, и вме­сте с пе­ре­пис­кой, со­став­ля­ют ма­те­риа­лы пер­во­го ре­аль­но­го рас­сле­до­ва­ния ду­эли, не об­ре­ме­нен­но­го по­ли­ти­че­ской иг­рой и со­стя­за­ни­ем па­фос­ных обоб­ще­ний, воз­ник­ших по­сле смер­ти поэта.

6 но­яб­ря Жу­ков­ский ко­рот­ко опи­сал в сле­дую­щих вы­ра­же­ни­ях:

Гон­ча­ров у ме­ня. Моя по­езд­ка в Пе­тер­бург. К Пуш­ки­ну. Яв­ле­ние Гек­кер­на. Мое воз­вра­ще­ние к Пуш­ки­ну. Ос­та­ток дня у Вьель­гор­ско­го и Вя­зем­ско­го. Ве­че­ром пись­мо За­гряж­ской[55].

Жу­ков­ский за­стал Гек­кер­на в пуш­кин­ском до­ме со­вер­шен­но слу­чай­но. Так что ни о ка­ком со­труд­ни­че­ст­ве ме­ж­ду ни­ми ре­чи не шло, хо­тя мно­гие ис­сле­до­ва­те­ли на­хо­ди­ли та­кой со­юз не толь­ко воз­мож­ным, но и как бы до­ка­зан­ным. По­ста­рал­ся князь Вя­зем­ский – о чем чуть ни­же! Гек­керн не стал бы до­жи­даться по­яв­ле­ния дру­га по­эта в сто­ли­це. По­сле 24-ча­со­вой от­сроч­ки он са­мо­стоятель­но явил­ся к по­эту ре­шать свои про­бле­мы. Жу­ков­ский ос­та­вил про­тив­ни­ков на­еди­не.

О чем го­во­ри­ли по­эт и по­слан­ник, до­га­дать­ся не­труд­но. Но од­но де­ло дога­ды­вать­ся, а дру­гое - знать со слов сви­де­те­ля и ка­ко­го – самого кня­зя Вя­зем­ско­го?! На­прав­ля­ясь на встре­чу с Пуш­ки­ным, Гек­керн встре­тил кня­зя на Нев­ском про­спек­те и

стал рас­ска­зы­вать ему свое го­ре­ст­ное по­ло­же­ние: го­во­рил, что всю жизнь свою он толь­ко и ду­мал, как бы уст­ро­ить судь­бу сво­его пи­том­ца, что те­перь, ко­гда ему уда­лось пе­ре­вес­ти его в Пе­тер­бург, вдруг при­хо­дит­ся рас­стать­ся с ним; по­то­му что, во вся­ком слу­чае, кто из них ни убь­ет друг дру­га, раз­лу­ка не­со­мнен­на. Он пе­ре­да­вал кня­зю Вя­зем­ско­му, что он же­ла­ет сро­ку на две не­де­ли для уст­рой­ст­ва дел, и про­сил кня­зя помочь ему[56].

Так Вя­зем­ский пред­став­ля­ет­ся в сво­их вос­по­ми­на­ни­ях. Хо­чет­ся ве­рить, что его встре­ча с по­слан­ни­ком то­же но­си­ла слу­чай­ный ха­рак­тер, но что-то ме­ша­ет ут­вер­дить­ся этой мыс­ли – взять хо­тя бы до­ве­ри­тель­ный тон бе­се­ды и прось­бу Гек­кер­на о по­мо­щи. Ведь не мог­ли же они воз­ник­нуть на пус­том мес­те без вза­им­ных объ­яс­не­ний и слов со­чув­ст­вия. К то­му же, в пись­ме к ве­ли­ко­му кня­зю Ми­хаи­лу Пав­ло­ви­чу, в са­мый раз­гар су­деб­ных раз­би­ра­тельств, он пред­по­чел не вспо­ми­нать об этой встре­че, а раз­го­вор Гек­кер­на с Пуш­ки­ным пе­ре­дал в за­нят­ном ви­де:

Най­дя Пуш­ки­на, по ис­те­че­нии это­го вре­ме­ни (т.е. пер­вой от­сроч­ки - А.Л.) не­по­ко­ле­би­мым, он рас­ска­зал ему о сво­ем кри­ти­че­ском по­ло­же­нии и за­труд­не­ни­ях, в ко­то­рые его по­ста­ви­ло это де­ло, ка­ков бы ни был ис­ход; он ему го­во­рил о сво­их оте­че­ских чув­ст­вах к мо­ло­до­му че­ло­ве­ку, ко­то­ро­му он по­свя­тил всю свою жизнь, с це­лью обес­пе­чить ему бла­го­сос­тоя­ние. …Что­бы при­го­то­вить­ся ко все­му, мо­гу­ще­му слу­чить­ся, он по­про­сил но­вой от­сроч­ки на не­де­лю. …Пуш­кин, тро­ну­тый вол­не­ни­ем и сле­за­ми от­ца, ска­зал: «Ес­ли так, то не толь­ко не­де­лю,— я вам даю две не­де­ли сро­ку и обя­зу­юсь че­ст­ным сло­вом не да­вать ни­ка­ко­го дви­же­ния это­му де­лу до на­зна­чен­но­го дня и при встре­чах с ва­шим сы­ном вес­ти се­бя так, как ес­ли бы ме­ж­ду на­ми ни­че­го не про­изош­ло»[57].

Ин­те­рес­но, с чьих слов Вя­зем­ский пе­ре­да­ет раз­го­вор, ко­то­рый про­ис­хо­дил, что на­зы­ва­ет­ся, с гла­зу на глаз? Слиш­ком уж не по-пуш­кин­ски зву­чит пе­ре­сказ, слиш­ком мно­го мес­та от­во­дит­ся пе­ре­жи­ва­ни­ям про­тив­ни­ка. Не го­лос ли Гек­кер­на тут раз­да­ет­ся? А раз так - вы­хо­дит, князь об­щал­ся с ним и по­сле раз­го­во­ра с Пуш­ки­ным.

Вя­зем­ский го­во­рил Бар­те­не­ву, что от­ка­зал­ся от со­труд­ни­че­ст­ва с Гек­керном. По его сло­вам, он «то­гда же по­нял ста­ри­ка»[58]. Да толь­ко по­нял он, кажет­ся, со­всем не то, что все. Князь оби­дел­ся, но не за по­эта, а за се­бя. Хит­ро­ум­ный Гек­керн не был с ним от­кро­ве­нен. Вя­зем­ский по­ни­мал, что Пуш­кин не дал бы от­сроч­ки за од­ни «кра­си­вые глаз­ки». Не ве­рил, а по­то­му все сва­лил на Жу­ковско­го:

Жу­ков­ско­го ста­рик раз­жа­ло­бил: при его по­сред­ст­ве Пуш­кин со­гла­сил­ся ждать две недели[59].

Князь на­вел на­прас­ли­ну, пы­та­ясь объ­яс­нить, ка­ким об­ра­зом по­эт при­нял столь мягкое ре­ше­ние. Он про­сто увя­зал по­яв­ле­ние Жу­ков­ско­го с ви­зи­том по­слан­ни­ка, не зная, что Пуш­кин во­все не об­щал­ся с дру­гом. «До­гад­ка» стои­ла ре­пу­та­ции дру­гу, но ни­че­го бо­лее прав­до­по­доб­но­го Вя­зем­ский не мог при­ду­мать: толь­ко ис­клю­чи­тель­ное влия­ние Жу­ков­ско­го хоть как-то объ­яс­ня­ло не­ожи­дан­ную сго­вор­чи­вость Пуш­ки­на. Не вклю­чен­ный в «иг­ру» и вы­ну­ж­ден­ный са­мо­стоя­тель­но ис­кать от­ве­ты на во­про­сы, са­мо­лю­би­вый князь де­мон­ст­ра­тив­но ото­шел в сто­ро­ну. Но у этой ис­то­рии не бы­ло ней­траль­ных зон.

Хо­тел Вя­зем­ский это­го или нет, но де­марш при­вел его на сто­ро­ну Гек­кер­нов, и пре­да­тель­ст­во кня­зя на су­де уже не бы­ло чем-то слу­чай­ным, а лишь ло­ги­че­ски за­вер­ши­ло ряд бо­лее мел­ких про­ступ­ков, по­сте­пен­но от­да­ляв­ших его от по­эта? Но об этом чуть поз­же.

Гек­керн мол­чал по по­нят­ной при­чи­не: то, что они при­ду­ма­ли с Дан­те­сом, ед­ва ли под­да­ва­лось объ­яс­не­нию. Тут на­до бы­ло рас­ска­зы­вать Вя­зем­ско­му ис­то­рию с са­мо­го на­ча­ла, всю ее под­но­гот­ную. Ведь не ска­жешь же про­сто: Дан­тес же­нит­ся на Ека­те­ри­не Гон­ча­ро­вой! И де­ло не в том, что у всех на гла­зах уха­жи­вал за од­ной, а вы­брал дру­гую. Здесь все бы­ло по­нят­но: она за­му­жем, ему на­до уст­раи­вать бу­ду­щее. Сму­ща­ло это са­мое бу­ду­щее: бле­стя­щий ка­ва­лер­гард и пе­ре­зре­лая де­ви­ца. Уж очень не­вы­ра­зи­тель­но! Ко­гда пе­тер­бург­ский бо­монд уз­нал о же­нить­бе Дан­те­са, то от­реа­ги­ро­вал по-ста­ни­слав­ски ка­те­го­рич­но: «Не ве­рим!». Князь без со­мне­ния на­шел бы бо­лее соч­ные вы­ра­же­ния.

По­на­ча­лу связь ка­ва­лер­гар­да с Ека­те­ри­ной Ни­ко­ла­ев­ной Гон­ча­ро­вой то­же не нра­ви­лась Гек­кер­ну. Но те­перь она ка­за­лась сча­ст­ли­вой на­ход­кой. Осо­бен­ной кра­со­той Ека­те­ри­на не от­ли­ча­лась, но бы­ла дос­та­точ­но ори­ги­наль­ной и яр­кой жен­щи­ной. От­сут­ст­вие бо­га­то­го при­дан­но­го у сес­тер Гон­ча­ро­вых не пу­га­ло по­слан­ни­ка. Нуж­ны бы­ли не день­ги, а по­ло­же­ние в об­ще­ст­ве, а с этим у Ека­те­ри­ны все бы­ло в пол­ном по­ряд­ке: фрей­ли­на и пле­мян­ни­ца влия­тель­ной Е.И.За­гряж­ской мог­ла со­ста­вить вы­год­ную пар­тию. К то­му же ока­зать­ся своя­ком бли­ста­тель­ной На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны и раз­де­лить с ней вни­ма­ние све­та и ца­ря то­же су­ли­ло оп­ре­де­лен­ную вы­го­ду. Так что Гек­кер­ны бы­ли до­воль­ны: же­нить­ба Дан­те­са на Ека­те­ри­не, с од­ной сто­ро­ны, одер­ги­ва­ла Пуш­ки­на, а с дру­гой за­щи­ща­ла их от не­из­беж­ных го­не­ний вла­сти.

Од­на­ко, тре­бо­ва­лось вре­мя, что­бы за­пус­тить план в дей­ст­вие, по­лу­чить фор­маль­ное со­гла­сие не­вес­ты, а, глав­ное, са­мой Е.И.За­гряж­ской. По­се­тив Пуш­ки­на и на­пи­сав Дан­те­су, на­хо­дя­ще­му­ся в пол­ку на де­жур­ст­ве, ко­рот­кую за­пис­ку, Гек­керн тут же на­пра­вил­ся к тет­ке Гон­ча­ро­вых, где уз­нал, сре­ди мно­же­ст­ва при­ят­ных но­во­стей, од­ну весь­ма не­при­ят­ную, о чем тут же со­об­щил при­ем­но­му сы­ну. Пись­ма по­слан­ни­ка не со­хра­ни­лись, но от­вет­ная за­пис­ка Дан­те­са[60], со­став­лен­ная, ве­ро­ят­но, позд­но ве­че­ром, по­зво­ля­ет су­дить, о чем шла речь: