Последняя мистификация Пушкина

Ве­ро­ят­но, речь шла об уха­жи­ва­нии Дан­те­са за од­ной из не­за­муж­них сес­тер Гон­ча­ро­вых. Уз­нав от пле­мян­ниц или са­мо­го Жу­ков­ско­го, что ка­ва­лер­гард со­би­ра­ет­ся же­нить­ся, За­гряж­ская, не мог­ла не оза­да­чить­ся судь­бой Ека­те­ри­ны. Кон­крет­ное имя де­вуш­ки она не на­зва­ла, по­сколь­ку пе­ре­го­во­ры еще не на­ча­лись, но по­про­си­ла дру­га по­эта на­ве­дать­ся к Гек­кер­нам и вы­яс­нить их пла­ны, на­мек­нув, о не­ко­то­рых обя­за­тель­ст­вах пе­ред Гон­ча­ро­вы­ми.

Жу­ков­ский по­ду­мал, что речь идет об Алек­сан­д­ри­не, как наи­бо­лее под­хо­дя­щей ка­ва­лер­гар­ду по воз­рас­ту, но Гек­керн, обод­рен­ный по­яв­ле­ни­ем по­сред­ни­ка, был бо­лее от­кро­ве­нен. Он

ме­ж­ду про­чим, объ­я­вил Жу­ков­ско­му, что ес­ли осо­бен­ное вни­ма­ние его сы­на к г-же Пуш­ки­ной и бы­ло при­ня­то не­ко­то­ры­ми за уха­жи­ва­ние, то все-та­ки тут не мо­жет быть мес­та ни­ка­ко­му по­доз­ре­нию, ни­ка­ко­го по­во­да к скан­да­лу, по­то­му что ба­рон Дан­тес де­лал это с бла­го­род­ною це­лью, имея на­ме­ре­ние про­сить ру­ки се­ст­ры г-жи Пуш­ки­ной, Кат. Ник. Гон­ча­ро­вой[80].

Итак, имя бу­ду­щей не­вес­ты бы­ло на­зва­но!

Та­кой по­во­рот со­бы­тий за­стал Жу­ков­ско­го врас­плох. От Пуш­ки­на он знал, что Гек­керн на­пи­сал ано­ним­ку, от Гек­кер­на с За­гряж­ской - об уха­жи­ва­нии Дан­те­са за Ека­те­ри­ной и ско­рой свадь­бе. От­прав­ля­ясь с этим из­вес­ти­ем к Пуш­ки­ну, Жу­ков­ский дал Гек­ке­ре­ну сло­во, что по­ста­ра­ет­ся ос­та­но­вить ду­эль, и в свою оче­редь по­со­ве­то­вал ба­ро­ну,

что­бы сын его сде­лал как мож­но ско­рее пред­ло­же­ние своя­че­ни­це Пуш­ки­на, ес­ли он хо­чет пре­кра­тить все вра­ж­деб­ные от­но­ше­ния и не­ос­но­ва­тель­ные слу­хи[81].

К по­эту Жу­ков­ский ехал, ис­пы­ты­вая про­ти­во­ре­чи­вые чув­ст­ва. Но еще боль­шее по­тря­се­ние жда­ло его впе­ре­ди. Ре­ак­ция Пуш­ки­на бы­ла бур­ной и со­вер­шен­но не­пред­ска­зуе­мой. План Гек­кер­нов, их пред­по­ла­гае­мое сва­тов­ст­во, вы­зва­ло у по­эта рез­кое от­тор­же­ние. С че­го бы это, ду­мал Жу­ков­ский? Все так чу­дес­но уст­раи­ва­лось. Ли­бо Пуш­кин на­ме­рен­но вел де­ло к кро­ва­вой раз­вяз­ке, ли­бо ему не нра­ви­лась не­вес­та - дру­го­го не да­но?!

По­эт же, в свою оче­редь ут­вер­ждал, что не же­ла­ет ду­эли и ни­че­го не име­ет про­тив Ека­те­ри­ны. Мог ли Пуш­кин объ­яс­нить дру­гу, что кро­ме из­вест­ных, свет­ских уха­жи­ва­ний Дан­те­са, бы­ла еще и тай­ная встре­ча у По­ле­ти­ки, что, по хо­ро­ше­му, ка­ва­лер­гар­ду во­об­ще не сле­до­ва­ло бы при­бли­жать­ся к се­мье по­эта? На­вер­ное, мог, но не сде­лал это, по­то­му что не ве­рил в ис­крен­ность на­ме­ре­ний Дан­те­са. И дей­ст­ви­тель­но, не зная всех за­труд­не­ний Гек­кер­нов, лег­ко бы­ло за­по­доз­рить их в не­че­ст­ной иг­ре – уж очень бледно смотрелась Ека­те­ри­на в паре с бле­стя­щим ка­ва­лер­гар­дом.

Свое «бе­шен­ст­во» Пуш­кин так­же объ­яс­нил не­ве­ри­ем, что Дан­тес же­нит­ся на своя­че­ни­це, но глав­ную при­чи­ну раз­дра­же­ния скрыл. По­эт по­нял, что его об­ма­ну­ли, не на­звав имя не­вес­ты. Ему, как хо­зяи­ну до­ма, где про­жи­ва­ла Ека­те­ри­на, долж­ны бы­ли со­об­щить об этом пер­во­му, и то­гда со­бы­тия раз­во­ра­чи­ва­лись бы ина­че – во вся­ком слу­чае, ни о ка­кой от­сроч­ке не мог­ло бы ид­ти речи. По­эт по­чи­тал де­ло за­кон­чен­ным, а тут вы­яс­ня­лось, что Дан­тес не толь­ко не уда­ля­ет­ся из его дру­же­ско­го ок­ру­же­ния, но и ста­но­вит­ся чле­ном се­мьи – вме­сто на­ка­за­ния по­лу­ча­ет свое­об­раз­ное по­ощ­ре­ние. Ну, не бред ли это! Пред­ставить се­бе та­кое Пуш­кин ни­как не мог, а по­то­му рас­це­нил по­ве­де­ние Гек­кер­нов, как оче­вид­ное стрем­ле­ние за­пу­тать ис­то­рию, до­бить­ся от­ме­ны ду­эли и от­вес­ти от се­бя уг­ро­зу ре­аль­ной же­нить­бы.

Жу­ков­ский, на­пу­ган­ный рез­кой пе­ре­ме­ной в на­строе­нии по­эта – ведь еще вче­ра он был спо­ко­ен и снис­хо­ди­те­лен к про­тив­ни­ку - тут же бро­сил­ся к Гек­кер­нам с из­вес­ти­ем, что Пуш­кин не ве­рит в ис­крен­ность на­ме­ре­ний Дан­те­са, и что те­перь ка­ва­лер­гар­ду про­сто не­об­хо­ди­мо сде­лать пред­ло­же­ние своя­че­ни­це по­эта, что­бы из­бе­жать тра­ге­дии.

От Гек­кер­на Жу­ков­ский уз­нал, что еще один друг Пуш­ки­на Ви­ель­гор­ский пы­та­ет­ся са­мо­стоя­тель­но рас­сле­до­вать при­чи­ны ду­эли. По­слан­ник рас­ска­зал, что Вьель­гор­ский, при­гла­сив к се­бе Дан­те­са до­мой для раз­го­во­ра, рас­ска­зал о су­ще­ст­во­ва­нии ано­ним­но­го па­ск­ви­ля, за­тра­ги­ваю­ще­го честь На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны. Так Гек­кер­ны уз­на­ли, что есть до­ку­мент, в по­яв­ле­нии ко­то­ро­го Пуш­кин ви­нил ка­ва­лер­гар­да. Ду­ма­ет­ся, Жу­ков­ско­му труд­но бы­ло, что-ли­бо воз­ра­зить или до­ба­вить к это­му. При рас­ста­ва­нии Гек­керн за­ве­рил дру­га по­эта, что по­молв­ка Дан­те­са со­сто­ит­ся в са­мое крат­чай­шее вре­мя.

На сле­дую­щее ут­ро на­ча­лись пе­ре­го­во­ры. Жу­ков­ский за­пи­сал:

8 [но­яб­ря]. Pourparlers[82]. Гек­керн у За­гряж­ской. Я у Пуш­ки­на. Боль­шее спо­кой­ст­вие. Его сле­зы. То, что я го­во­рил о его от­но­ше­ни­ях[83].

Не труд­но пред­по­ло­жить, о чем го­во­ри­ли Гек­керн с За­гряж­ской. Слож­нее оце­нить внут­рен­ний дра­ма­тизм этой встре­чи. Ведь Ека­те­ри­на Ива­нов­на как свет­ская да­ма по­ни­ма­ла, что вы­бор ка­ва­лер­гар­да был не са­мым луч­шим. К то­му же она зна­ла о кон­флик­те Дан­те­са с Пуш­ки­ным, и мог­ла без тру­да рас­стро­ить свадь­бу. Ей, по-сво­ему лю­бя­щей по­эта и пле­мян­ниц, не на­до бы­ло объяснять, что свадь­ба уда­рит по са­мо­лю­бию Пуш­ки­на и пре­вра­тит в кош­мар жизнь млад­шей пле­мян­ни­цы? И ра­ди это­го стои­ло рис­ко­вать судь­бой Ека­те­ри­ны, от­да­вая ее в ру­ки че­ло­ве­ка, по­ве­де­ние ко­то­ро­го вы­зы­ва­ло со­мне­ние? Скажи Загряж­ская «нет» - и Гек­кер­нам при­шлось бы ис­кать дру­гой ва­ри­ант, без­ус­лов­но, уст­раи­ваю­щий Пуш­ки­на. Но, ви­ди­мо, у нее не бы­ло дру­го­го вы­хо­да, как при­нять пред­ло­же­ние Дан­те­са.

Мож­но, ко­неч­но, спо­рить, как да­ле­ко за­шли от­но­ше­ния Ека­те­ри­ны с кра­сав­цем-ка­ва­лер­гар­дом, за­ча­ла ли она от не­го ре­бен­ка до[84] или по­сле свадь­бы? Мож­но да­же по­пы­тать­ся объ­яс­нить по­яв­ле­ние в де­кабрь­ской за­пис­ке Дан­те­са фра­зы о «рас­ту­щей кар­тош­ке» за­бо­той мо­ло­до­же­нов о ка­ком-ни­будь эк­зо­ти­че­ском рас­те­нии или «со­п­ли­вом но­се не­вес­ты»[85]. В свое вре­мя мно­го шу­му надела­ло пись­мо На­та­льи Ива­нов­ны, в ко­то­ром она уже 15 мая 1837 го­да ос­ве­дом­ля­лась у до­че­ри: ко­му по­ру­чишь ты над­зор за ма­лют­кой на вре­мя твое­го от­сут­ст­вия?». И то­гда Обо­дов­ская и Де­мен­ть­ев убе­ди­тель­но до­ка­за­ли[86], что Ната­лья Ива­нов­на ошиб­лась в на­пи­са­нии го­да, и стар­шая дочь Ека­те­ри­ны Ма­тиль­да-Ев­ге­ния ро­ди­лась как и по­ло­же­но 19 ок­тяб­ря 1837 го­да, то есть спус­тя ров­но де­вять ме­ся­цев по­сле свадь­бы ро­ди­те­лей. Прав­да, на сви­де­тель­ст­ве о рож­де­нии Ма­тиль­ды нет под­пи­си вра­ча, как у дру­гих де­тей Дан­те­са, что опять же вы­зы­ва­ет со­мне­ние в под­лин­но­сти до­ку­мен­та, но и это име­ет свое объяснение[87].

Но по­че­му так важ­но знать, жда­ла се­ст­ра На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны ре­бен­ка до свадь­бы или нет? Не по­то­му ли, что мысль о вне­зап­ном сва­тов­ст­ве Дан­те­са су­ще­ст­вен­но уп­ро­ща­ет по­ни­ма­ние ду­эль­ной ис­то­рии, по­зво­ля­ет ви­деть в ка­ва­лер­гар­де чу­жа­ка, не­за­кон­но во­рвав­ше­го­ся в бли­жай­шее ок­ру­же­ние по­эта, а по­то­му по­лу­чив­ше­го над­ле­жа­щий от­пор.

Ме­ж­ду тем, нет ну­ж­ды ис­кать до­ка­за­тель­ст­ва до­б­рач­ной свя­зи Ека­те­ри­ны и Дан­те­са. Они на­ли­цо. Од­но то, что сва­тов­ст­во ка­ва­лер­гар­да бы­ло при­ня­то столь по­спеш­но и без раз­ду­мий, уже го­во­рит, что в се­мье Пуш­ки­ных-Гон­ча­ро­вых зна­ли о его от­но­ше­ни­ях с Ека­те­ри­ной, не исключая воз­мож­ной бе­ре­мен­но­сти, и го­то­вились к любому развитию событий. Ко­гда Жу­ков­ский по­же­лал убе­дить­ся в том, ему про­сто по­ка­за­ли не­кие «ма­те­ри­аль­ные» до­ка­за­тель­ст­ва (ве­ро­ят­но, часть лю­бов­ной пе­ре­пис­ки?). А зна­ме­ни­тая фра­за За­гряж­ской, об­ра­щен­ная к дру­гу по­эта, по­сле объ­яв­ле­ния по­молв­ки: «Сла­ва Бо­гу кажет­ся все кон­че­но… все кон­цы в во­ду»?! Не­у­жто она ни о чем не го­во­рит?!