Женская война

сердие?

— Во всякое время.

— Какая счастливая встреча! Только на больших дорогах случаются такие встречи!

— Что хотите вы сказать? — спросил путешественник, поглядывая с беспокойством на Ковиньяка.

— Я хочу сказать, сударь, что надобно ехать за нами.

Путешественник подскочил на седле от неожиданности, удивления и страха.

— Ехать за вами? Куда?

— Да я и сам не знаю. Туда, куда мы поедем.

— Милостивый государь, я езжу только с людьми знакомыми и известными мне.

— Это совершенно справедливо и очень благоразумно, и потому я скажу вам, кто я.

Путешественник показал рукою, что знает, кто они, но Ковиньяк продолжал, как бы не заметив его телодвижения:

— Я Ролан де Ковиньяк, капитан несуществующей еще роты, это правда, но уже достойно представляемой здесь моим поручиком Луи Габриелем Фергюзоном, подпоручиком Жоржем-Гильомом Баррабой, сержантом моим Зефирином Карротелем и этими двумя господами, из которых один у меня ефрейтором, а другой квартирмейстером. Теперь вы знаете нас, милостивый государь, — прибавил Ковиньяк с приятною улыбкою, — и смею надеяться, верно не чувствуете антипатии к нам.

— Но, милостивый государь, я уж служил королю в городской милиции и очень аккуратно уплачиваю подати, налоги, пошлины и прочее, — отвечал озадаченный путешественник.

— Поэтому-то, — возразил Ковиньяк, — я приглашаю вас на службу не к королю, а к принцам. Вы видите здесь представителя их.

— На службу принцев, врагов короля! — вскричал горожанин, еще более удивленный. — Так зачем же спрашивали вы меня, люблю ли я короля?

— Потому что я не посмел бы беспокоить вас, если бы вы не любили короля, порицали королеву, ругали Мазарини. В таком случае я считал бы вас за брата…

— Но, позвольте, милостивый государь, ведь я не невольник, не пленный!

— Точно так, сударь, но вы солдат, то есть очень легко можете выбраться в капитаны, как я, или в маршалы Франции, как Тюрен.

— Милостивый государь, мне часто приходилось судиться.

— Тем хуже, сударь, тем хуже. Привычка тягаться — самая дурная из всех привычек. У меня никогда не было тяжб, может быть потому, что я учился и готовился в адвокаты.

— Но тягаясь, я изучил законы Франции.

— А это дело нелегкое. Вы знаете, что между Юстиниановыми пандектами и последним парламентским решением, постановившим по случаю смерти маршала д'Анкра, что иностранец никогда не может быть министром во Франции, существуют восемнадцать тысяч семьсот семьдесят законов, не считая королевских приказаний. Но, впрочем, бывают люди с удивительною памятью, Пико де ла Мирандола говорил на двенадцати языках, когда ему было только восемнадцать лет. А какую пользу извлекли вы из знания законов, милостивый государь?

— Какую? А ту, что на большой дороге не забирают людей без особенного дозволения.

— Оно есть у меня. Посмотрите!

— От принцессы?

— От ее высочества.

И Ковиньяк почтительно поднял шляпу.

— Стало быть, во Франции два короля? — вскричал несчастный путешественник.

— Точно так, сударь.