История украинского народа. Автобиография

На востоке, в Марамароше, в ближайшем соседстве православной Молдавии, православие существовало дольше; до 1735 г. здесь продолжали держаться православные владыки, и позже не было недостатка в священниках, получавших посвящение от соседних епископов молдавских и сербских, а в 1760 г. среди румынского и украинского населения прорвалось довольно широкое и энергическое движение к восстановлению «старой веры», охватившее главным образом восточную часть украинского расселения, но находившее отклики также и в западной. Среди православных распространялись своеобразные прокламации; агитационными мотивами служили уверения, что австрийское правительство предоставляет свободу исповедания и не препятствует возвратиться к православной вере; распускались глухие слухи о покровительстве оказываемом православию «восточными государями» и специальных льготах, предназначенных для православных.

Австрийское правительство было очень встревожено этим движением и политическими элементами, проскальзывавшими в нем. Для подавления его были пущены в ход самые «энергические» меры, но вместе с тем администрации поручено было проследить возможно глубже причины, вызвавшие это движение и условия ему благоприятствовавания. Эти расследования дали чрезвычайно сильную картину с одной стороны — кромешной тьмы, в которой жило население, с другой — его етихийпой привязанности к своей национальной святыне. По словам намес-

333

тника Марамарошского комитета, имя унии населению было в высокой степени ненавистно, оно подозревало в ней всякие ужасы, и хотя без своего ведома само уже в продолжение целых десятилетий принадлежало к униатскому исповеданию, но имя униатов отвергало с отвращением. На допросах представители возмутившихся общин заявляли, что они до сих пор были убеждены в своей принадлежности «в старой греческой вере», ♦узнав же, что находятся в худой вере вернулись к старой». Общим выводом из этих расследований было убеждение в необходимости подъема просвещения, в особенности среди духовенства, улучшения его быта и вообще положения униатской церкви, так как надежды, подававшиеся на улучшение положения духовенства с переходом в унию, в действительности не осуществились и в довершение всего униатское духовенство попало еще в стеснительную зависимость, от католической иерархии.

Уния таким образом в середине XVIII в утвердилась на всем пространстве западной Украины, за исключением только северной Молдавии (позднейшей Буковины) и приднепровской полосы Правобережья. Это была громкая победа над украинской жизнью — не только над ее церковью, но и над национальными традициями, над душою народа: у народа отнято было то, что являлось его святынею. С этой точки зрения торжество унии было новым падением национальной жизни: ее торжество созидалось на отступничестве малодущных, на разгроме стойких и насильственном подавлении, путем всяких репрессий, народного самоопределения Но надежды на полную денационализацию украинского поселения при посредстве унии — не оправдались.

Не были исполнены обещания и уверения убеждавших, для привлечения к унии, в провинциях польских точно также как в провинциях венгерских, — что переход в унию избавит украинскую церковь и украинское духовенство от тех унижений, какие оно испытывала в католической Польше. В действительности уния не избавила украинское духовенство и ее паству от притеснений и унижений, от жалкого прозябания, — зато она, с другой стороны, не оправдала и надежд, возлагавшихся на нее с католической стороны. Расчеты, что уния послужить прочным мостом к теснейщему сближению к католической церкви и господствующей народности — не сбылись. Вследствие того, что униатское духовенство и униатская церковь фактически не была уравнена с католической и осталась в положении низшей, простонародной церкви, — она сделалась вскоре народным украинским атрибутом в западной Украине и не замедлила превратиться в такую же национальную церковь, какой до тех пор была православная. Благодаря сохранению обряда не произошло разрыва в традициях, не чувствовалось но всей силе и то разъединение, какое должен был произвести этот религиозный раскол с ос-

тельною, православной Украиною. Обрядовая внешность все покрывала в глазах низших классов, не только в какой-нибудь глуши Марамароша, но и в огромном большинстве всего украинского населения совершенно не сознавался разрыв «со своей старой греческой верой» и соединение с церковью латинской, и если для более сознательных, интеллигентных элементов этот религиозный перелом был источником страданий и безвыходных унижений, то для преобладающего большинства прошел он более или менее незаметно.

Но с другой стороны и ничего положительного не принес он с собой. Переход в унию сам по себе не поднял украинской церкви. Уровень культуры украинской жизни продолжает понижаться. Книжность по прежнему служить почти исключительно потребностям обряда, богослужения: книги выходили главным образом богослужебным, реже католического или религиозно-правоучительного содержания; о светской литературе нечего и говорить. Культурное содержание этой книжности было чрезвычайно невелико. Самым популярным — и единственным популярным продуктом ее были канты религиозного содержания, разного времени и разных авторов: сборник их, в первый раз изданный с нотами в Почаеве униатскими монахами, так наз. базилианами¹, в 1790 г., под названием «Богогласника», много раз повторялся впоследствии. Благодаря своей близости к народному песнетворчеству и устной литературе некоторые из этих кантов приобрели неумирающую понулярность.

Вообще на линии соприкосновения книжности и устной литературы главным образом и теплился огонек национальной культурной традиции, а в безыменном творчестве и непрерывной эволюции народной словесности, песенной и прозаической, поглощавшей и своеобразно перерабатывавшей все новые и новые продукты близкого ей литературного творчества, находила себе выражение духовная жизнь народа, единству которой не ставили преграды ни политические границы, ни расстояния, не разрывавшие обмена в сфере произведений этой литературы. Не подложить сомнению, что это глухое столетие было временем высокого развития народной песни, в богатом репертуаре которой и в высоких поэтических достоинствах черпали потом начинатели национального возрождения свою уверенность в духовных силах народа и возможности его возрождения.

Но с книжностью и книжным просвещением дело стояло плачевно. Книга становилась не только мало содержательною, но и мало доступной Церковный (славяне-русский) язык делался все менее понятным, и уже в

¹ Базилианами назывались униатские монахи, так как считались «чином св. Василия»

335

первой четверти XVIII в. был издан в Супрасли словарик славянских слов с переводом на польский язык, в виду того, как объясняют издатели, что из священников едва сотый понимает по-славянски. Народный же язык не ушел завоевать себе права гражданства ни в книжности, ни в школе. Школы упелели в конце концов только сельские — где учил дьячок. Несколько лучшие монастырские (базилианские) школы были сильно ополячены, как и сами баэилиане вообще. И вообще все хотя немного образованное среди украинского общества — даже не разорвавшее со своею национальностью — говорило и писало по-польски: это был «культурный язык» самого украинского населения западной, польской Украины. По-польски или латыни писали даже наиболее патриотически настроенные люди второй половины ХУ1П и первой половины XIX стол.; на польском языке обращались духовные украинские власти к подвластному духовенству, даже знание русского алфавита не было уделом всего духовенства!

И что всего хуже — никакого выхода из этого убийственного положения не предвиделось под польским господством. «Я совершенно свыкся с мыслью, — нисал один из представителей униатских духовных кругов в момент перехода Галичины под власть Австрии, — что скорее Русь погибнет, чем мы достигнем чего-нибудь. Жаль, что конфедератам не удалось нас (униатское духовенство} перерезать — тогда бы успокоились, а так бьют, а не убьют»¹.