Сталин. История и личность

Сокольников говорил как представитель оппозиционной группы, которая не получила поддержки съезда. И все же это конкретное заявление многие большевики, не принадлежавшие к свите Сталина, не могли просто отбросить. Даже оставляя в стороне содержавшуюся в этих словах истину относительно авторитета Ленина и обстоятельств его приобретения, можно сказать, что в партии к тому времени еще не было всеобщего ощущения, что в лице Сталина она нашла достойного преемника Ленину на роль вождя. И в самом деле, у любого делегата XIV съезда или читателя его протоколов, изданных в 1926 г. 100-тысячным тиражом, могло сложиться впечатление, что никто не .унаследует роль Лени-на-вождя. В отчете ЦК по организационным вопросам Молотов уверял съезд, что «значение коллективного руководства растет». Делегаты зааплодировали, когда Ворошилов заявил, что «все мы, весь съезд, вся партия за коллективное руководство». Безусловно, в этой наиболее откровенной просталинской речи на съезде Ворошилов высказал мнение, что Сталин является «главным членом Политбюро», и далее сказал, что «в разрешении вопросов он принимает наиболее активное участие, и его предложения чаще проходят, чем чьи-либо другие». Но здесь же он утверждал, что Сталин «никогда не претендовал на первенство». И чтобы показать, что на самом верху существует коллективное руководство, он заметил, что после смерти Ленина не Сталин, а Каменев постоянно председательствовал в Политбюро. Наконец и Сталин высказался поданному вопросу в довольно категоричной форме. Завершая дискуссию по политическому отчету, он, в частности, заявил: «Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича... глупо об этом говорить. Коллегиальная работа, коллегиальное руководство, единство в партии, единство в органах ЦК при условии подчинения меньшинства большинству — вот что нам нужно теперь»²².

В некоторых выступлениях на съезде отвергалась сама идея о преемнике Ленина. Остро критикуя Зиновьева, старый большевик из рабочих А.В. Медведев сказал: «Был у нас Ленин, которому мы все доверяли, который вел правильную линию и давал общее направление пролетариату и нашей коммунистической партии. После смерти его мы говорим: вопрос не в лицах, а в коллективной мысли, творчестве и коллективном руководстве». Другой выступивший, В.И. Полонский, повторил слова неназванного рядового члена партии московской организации, который, выражая мнение большинства партийцев, сказал, что «...тов. Ленин оставил большой сундук всякого наследства, но что его кафтан начинают примеривать отдельные представители, отдельные члены Центрального Комитета. Но этот кафтан никому не подходит, не по плечу он и содокладчику ЦК [Зиновьеву]. Это наследство должно быть наследством всей нашей партии и всего Центрального Комитета, и никто не должен протягивать руки к этому наследству, к этому кафтану тов. Ленина. Никому он не по плечу»²³. Согласно опубликованному стенографическому отчету заседаний съезда, в этом месте зал разразился аплодисментами, были слышны голоса: «Правильно!».

Почему слова неизвестного большевика так задели за живое делегатов съезда, трудно объяснить только непопулярностью основной мишени, Зиновьева, который дал понять, что претендует на роль верховного лидера. Дело в том, что партия все еще находилась под обаянием личности такого выдающегося политического деятеля, каким был Ленин, который и после смерти постоянно присутствовал в умах большевистских последователей. Почитавшие Ленина при жизни, они увековечили его память в грандиозном государственном культе личности и в ходе данного процесса сделали из Ленина какого-то сверхчеловека. Теперь он уже виделся настоящим исполином мировой истории, фигурой легендарной величины. Соответственно другие партийные руководители оказались менее значительными фигурами, и сама мысль, что кто-то из них заменит Ленина на посту вождя, представлялась неуместной и недопустимой. Поэтому и выходило, что никто в партии не обладал «подходящим размером» для ленинского кафтана. Руководители партии или разделяли подобные чувства, или же по крайней мере осознавали их наличие среди рядовых партийцев. Так, Троцкий, описывая впоследствии упущенную им возможность выступить против Сталина в крайне важный период последней болезни Ленина, поясняет, что этот шаг могли бы истолковать как домогательство места Ленина в партии и государстве. «Я не мог без внутреннего содрогания думать об этом», — заметил Троцкий²⁴.

А вот Сталин думал об этом без содрогания. Он гордился своим положением истинного старого большевика, выросшего в партии до высокого поста, и давно питал надежду унаследовать от Ленина роль вождя. Однако Сталин был достаточно умен, чтобы не идти против существовавших в партии в то время настроений, о которых говорилось выше. Пока что он довольствовался открытой поддержкой преобладающего мнения о том, что Ленину не нужно иметь какого-то одного преемника в качестве верховного лидера и что руководство на самом высоком уровне должно быть коллективным. Но не таковой была его истинная точка зрения на сложившуюся ситуацию. Вскоре после цитированного выше торжественного заявления относительно неизбежности коллегиального руководства он в частных беседах говорил уже совсем другое.

В начале 1926 г., после XIV съезда, Киров стал секретарем ленинградской партийной организации. Старая цитадель Зиновьева перешла теперь в руки сталинской фракции. На торжественном обеде по этому случаю зашел разговор о том, как управлять партией без Ленина. По словам присутствовавшего на обеде Петра Чагина, одного из ленинградских лидеров и друга Кирова, почти все согласились, что руководство должно быть коллективным. Лишь Сталин был иного мнения. Молча выслушав сказанное, он встал и, шагая вокруг стола, заявил: «Не следует забывать, что мы живем в России, стране царей. Русским людям нравится, когда во главе государства стоит один человек. Конечно, этот человек должен осуществлять волю коллектива». Как вспоминал Чагин, в то время никому из присутствовавших не пришло и в голову, что Сталин видел себя великим вождем России²⁵. Если все было именно так, то это только лишний раз доказывает, как мало все они знали Сталина.

уцшл -яп

Теоретичесние изыскания

Итак, политическое выдвижение Сталина в середине 20-х годов никоим образом не являлось просто результатом его успехов в борьбе за власть. Этот факт нельзя объяснить только ссылками на различные приемы наращивания собственного влияния (искусные интриги, расчетливые манипуляции людьми, покровительство, создание собственной политической машины в партии), которыми Сталин так хорошо владел. С помощью подобных методов он в лучшем случае мог сделаться хозяином партии (так его называли в те годы в более высоких кругах). Но они одни не могли обеспечить признания и помочь утвердиться в качестве нового партийного вождя — преемника Ленина. Более того, примененные чересчур открыто и грубо, они дали бы обратный эффект, создав ему репутацию властолюбца и «вождя уездного масштаба», каким его в 1926 г. в частной беседе с Троцким назвал Каменев²⁶.

Чтобы стать преемником Ленина, а не просто одолеть соперника в борьбе за власть, Сталину предстояло узаконить себя в роли верховного лидера, приобрести в глазах большевиков особый авторитет. Кроме того, любому деятелю, стремившемуся стать вождем, нужно было доказать собственное соответствие ленинской роли главного идеолога партии и марксистского теоретика. Перед Сталиным встала трудная задача. Его «Марксизм и национальный вопрос», являясь важным изложением взгляда партии на национальную проблему, представлял собою, однако, его единственный существенный вклад в большевистскую марксистскую теорию дореволюционного периода. Это произведение по специфическому вопросу еще не создало ему в партии репутации теоретика. Не утвердил он себя в теории и первыми послереволюционными статьями и речами, которые в большинстве своем касались проблем советской политики по отношению к народам нерусской национальности. Помимо этого, в теоретической области Сталину пришлось противостоять другим большевикам (прежде всего Бухарину), обладавшим большим авторитетом.