Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

лучших куска из своей доли он отдавал уродливому шуту по имени Криденбел, который

всячески им помыкал. Огма, самый сильный из героев Туата, тоже голодал и должен был

таскать дрова для очага фоморов, но каждый раз, когда он собирал вязанки на ближних

островах, море подхватывало их и уносило две трети запаса. Скупой Брес лишил Туата

радости видеть подвиги своих героев и слушать чудесную музыку и пение, более того,

«ножи их в ту пору не покрывались жиром, и сколько бы ни звал их король, изо ртов уж

не пахло пивом». В конце концов, Брес стал жертвой первой насмешки, песни

поношения, которая была спета в Ирландии: «Ничего, кроме пагубы, не будешь знать ты

с этого часа»; после этого Племена богини потребовали вернуть им королевство. Однако

Бресу было разрешено остаться королем до конца семилетнего срока, и он использовал

это время, чтобы собрать вокруг себя могучих мужей из чудесных холмов-садов, т. е.

фоморов, от Лохланна до Западных островов, чтобы напасть на Племена богини и силой

подчинить их себе. «Воистину не знала Ирландия врагов страшнее и ужаснее, чем те,

которых вели за собой Балор сын Нета и Индех сын Де Домнанн».

Тем временем лекарь Племен богини Диан Кехт сделал для короля Нуаду серебряную

руку (airgetlam), и потому стали его называть Нуаду Аргетлам (Нуаду Серебряная Рука).

Позднее же Миах сын Диан Кехта нарастил на этой руке плоть и так исцелил Нуаду.

После этого Нуаду вновь был провозглашен королем Племен богини Дану. Однажды

задал он в Таре большой пир, когда вдруг привратник заметил, что к ним приближается

группа незнакомых людей, во главе которой шел молодой воин, светлый обликом

истатный, отмеченный знаками королевского сана. На вопрос привратника, кто он,

молодой воин представился как «Луг сын Киана сына Диан Кехта и Этне дочери Балора,

приемный сын Таллан дочери Магмора, короля Испании, и Эхайда Гайруха сына Дуаха».

Привратник спросил его, что он умеет, «ибо не знающий ремесла не может войти в Тару».

«Можешь спросить меня, — сказал тот, — я плотник». Привратник ответил: «Ты нам

не нужен, есть уже у нас плотник, Лухта сын Луахайда». Тот сказал: «Спроси меня,

привратник, я кузнец». Привратник ответил ему: «Есть между нами кузнец, Колум

Куалленех» и т. д. В результатемежду ними произошел следующий диалог:

« — Спроси меня, я герой.

— Ты нам не нужен. У нас уже есть герой, Огма сын Этниу.

— Спроси меня, я арфист.

— Ты нам не нужен, ибо есть уже среди нас арфист, Абкан сын Бикелмоса, люди трех

богов из сидов дали ему его чудесную силу.

— Спроси меня, я воин.

— Ты нам не нужен…

— Спроси меня, я филид и сведущ в делах старины.

— Ты нам не нужен…

— Я чародей.

— Ты нам не нужен, есть уже у нас чародеи, да немало и магов и друидов.

— Спроси меня, я врачеватель.

— Ты нам не нужен. У нас уже есть врачеватель Диан Кехт.

— Я кравчий.

— У нас уже есть кравчий.

— Спроси меня, я могу обрабатывать металлы.

— Ты нам не нужен, у нас занят этим Кредне Керд». Тогда тот воин заговорил вновь.

«Пойди и спроси своего короля, — сказал он, — есть ли при нем человек, что искусен

во всех этих ремеслах сразу. Если же найдется такой, я покину Тару».

Тогда привратник отправился в королевские покои и доложил о приходе Самильданаха,

«человека всех возможных искусств», король же велел расставить перед ним доски для

игры в фидхелл. Они сели играть, и всякий раз выигрывал Луг. После этого король

сказал: «Его следует пропустить, ибо до сей поры равный ему не приходил к воротам

этой крепости». Привратник пропустил Луга, тот вошел исразу сел на место мудреца,

«ибо и вправду был он сведущ во всяком искусстве». Выступил тогда вперед Огма и

бросил ему свой вызов. Метнул Огма такой камень, что потребовалось бы четырежды по

двадцать бычьих упряжек, чтобы сдвинуть его с того места, куда он упал. Луг же снова

бросил его во двор Тары, так что камень точно лег на прежнее место. Тогда король

потребовал, чтобы он сыграл для собравшихся на арфе. Луг сыграл три волшебные

мелодии, которые сначала погрузили их в сон, а потом заставили смеяться и плакать.

Видя все это, Нуаду сообразил, что Самильданах способен помочь им освободиться от

ига фоморов, и предложил Лугу на время поменяться с ним местами. «Сел тогда воин на

королевское место, и сам Нуаду вставал перед ним до исхода тринадцати дней».

Луг совещался с двумя братьями, Дагдой и Огмой, а затем присоединились к ним братья

Нуаду, Гоибниу и ДианКехт, врачеватель. Они вели разговор целый год, а затем

призвали к себе друидов Ирландии, чтобы узнать, на что способен каждый из них.

Чародей по имени Матген сказал, что своим тайным искусством сумеет низринуть горы

Ирландии на войско фоморов, кравчий обещал отвести отфоморов воды великих озер и

рек Ирландии, но сами ирландцы не будут испытывать недостатка в воде, хоть бы

ипришлось им сражаться целых семь лет. Друид Фигол обещал напустить на войско

фоморов три огненных ливня, которые на две трети отнимут у них силу и храбрость. «Не

дам я излиться моче из тел лошадей и людей, — сказал он, — а каждый выдох

ирландцев прибавит им храбрости, доблести и силы, и не истомятся они в битве, хотя бы

продлилась она до исхода семи лет».

Затем настал черед Дагды сказать, на что он способен. «Все, чем вы хвалитесь, —

сказал он, — совершил бы и я сам». В ответ на это все воскликнули: «Вот это и есть

искусство Великого бога», поскольку имя его значило «Добрый бог», «ДагДа».

После этого Луг, Дагда и Огма отправились к трем богам Дану и на протяжении семи лет

готовились к битве и делали себе оружие. Рассказывается также, что Дагда «в пору

Самайна» (т. е. 1 ноября) встретился с Морриган (чье имя означало «Великая королева»,

или «Королева призраков»). Морриган, Бадб («громкий крик») и Маха (это имя в равной

мере употребляется по отношению ко всем трем), были мрачными женщинами-демонами,

пророчившими кровавую бойню и охоту на полях сражений. На этот раз Морриган

объявила Дагде, что пойдет и сокрушит Индеха сына Де Домнанн, «иссушив кровь в его

сердце и отняв почки доблести». Две пригоршни этой крови отдала она затем войску

ирландцев. Когда позднее Индех появился, на поле битвы, он был уже обречен.

Луг послал Дагду в лагерь фоморов, чтобы тот наблюдал за ними и, если сумеет,

задержал, пока люди Ирландии не будут готовы к битве. Дагда появился среди фоморов и

сталпросить у них временного перемирия перед битвой, те согласились, но, поскольку

выглядел Дагда как шут, они в насмешку приготовили для него кашу, ибо известно было,

что «с превеликой охотой ест кашу Дагда». Вместе с крупой сварили также коз, овец и

свиней и все это варево вылили в огромную яму в земле. Дагда должен был под угрозой

смерти все это съесть, чтобы никто потом не посмел упрекнуть фоморов в отсутствии

гостеприимства. У Дагды был с собой ковш, такой огромный, что в нем без труда

улеглись бы мужчина и женщина. При помощи этого ковша он сумел расправиться со

всем угощением, а затем сунул в яму палец и, убедившись, что там ничего не осталось,

лег спать, фоморы смеялись над тем, как нелепо он одет и какое громадное у него брюхо.

На голове у него был колпак, плащ доходил только до локтей, рубаха еле прикрывала зад,

а башмаки были сделаны из грубых конских шкур мехом наружу. Когда шел, он тащил за

собой огромную раздвоенную палицу и след от нее был подобен рву на границе двух

королевств. Далее в тексте саги следует поистине раблезианский пассаж, в котором

передается разговор Дагды с дочерью Индеха, в результате которого та обещает свое

магическое участие в битве на стороне ирландцев.