Предания старины глубокой

– писала Пирдоус в те горестные дни.

Тщетны были в те страшные года все усилия родных и близких помочь хоть чем-нибудь безвинно пострадавшим, все их старания натыкались на глухую стену. Два с половиной года провел Шарафутдин в подвалах НКВД и, наконец, в январе 1940 года началось судебное разбирательство по его делу. За не доказанностью виновности его освободили прямо из зала суда. Шарафутдин был физически сломлен и разбит, на его теле не было ни одного живого места. Он вернулся домой еле живой, слег и не мог даже выходить на порог своего дома. Услышав об этом, после долгого отсутствия приехала в Кумух и Пирдоус.

Подолгу засиживалась рядом с больным Шарафутдином. Рассказывают, как однажды сестра Шарафутдина Буху мимикой и знаками стала напоминать ей, что пора дать отдохнуть больному и уходить домой. Обычно спокойная и уравновешенная Пирдоус тут взорвалась:

– Пусть лопнут ваши глаза, чтобы больше не видеть меня, дайте же хоть теперь посидеть возле больного человека! – крикнула она в сердцах и ушла в слезах.

Шарафутдина люди любили и уважали, многие из них приходили к нему домой. Однако не прошло и года, как его больного арестовали по подозрению в подготовке антисоветского мятежа. На этот раз родные не смогли узнать места его нахождения. Сняли с работы его дочь Аймисай, работавшую учительницей в селении Караша Лакского района: дочери врага народа нельзя доверить обучение детей.

В 1943 году семья получила извещение, что Шарафутдин Рашкуев скончался в тюрьме.

Говорят, приехавшая в Кумух на соболезнование Пирдоус причитала:

– Нарисовать бы твой портрет на стене твоей редакции. Чтоб лопнули глаза врагов от лучезарности облика твоего.

Умерла Пирдоус в преклонном возрасте в городе Буйнакске в окружении любящих родственников. Перед смертью она была почти без памяти. Племянница, стоящая возле ее постели, заметила, что ее губы что-то шепчут, нагнулась к ней: “Вон он Шарафутдин, вон он Шарафутдин”, – шептала умирающая, глядя куда-то вверх.

Ничего забыть не в силах

Тихо, плавно зашла Зоя в комнату мужа, и увидела его с приставленным к виску пистолетом. Бросилась к мужу, сильным ударом выбила оружие. Раздался выстрел. Пуля пробила потолок. Шел сентябрь 1937 года… “Как и на многих других честных коммунистов, началось гонение и на Хабиба Эмирбекова, управляющего конторой “Дагсельснаб”.

Хабиб Ашурбекович родился в крестьянской семье в селении Ахты Ахтынского района. Совсем маленькими остались с сестрой Бехвер сиротами. В десять лет стал батраком, рано заинтересовался революционными идеями.

В 1918 году шестнадцатилетний Хабиб отправился в Темир-Хан-Шуру и разыскал там Самурского, о котором много слышал. Любознательный, способный юноша привлек внимание Самурского. Хабиб был назначен во второй коммунарский отряд. В декабре 1920 года Н.Самурский поручил ему ответственное задание – сопровождать военный эшелон в Москву.

Через год парня направили на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока, где он встретился с Зоей Накуевой из лакского селения Кая. Это была очень красивая девушка, писала стихи, публиковавшиеся на родном и русском языках. Вскоре они поженились. Когда у молодых родилась дочь, крестный отец – М.И.Калинин дал ей имя Искра.

В семейном альбоме Эмирбековых много фотографий, снятых вместе с Всесоюзным старостой, с Надеждой Константиновной Крупской. Некоторые из них были опубликованы в журнале “Огонек” в 1928 и в 1929 годах. А снимок, снятый в 1928 году, в дни поездок М.И.Калинина по Дагестану, где Зоя Эмирбекова в национальной одежде стоит рядом со Всесоюзным старостой, экспонируется в Дагестанском краеведческом музее.

Вторая дочь – Роза родилась уже в Махачкале, когда Хабиб Ашурбекович работал председателем Дагсовпрофа, а Зоя Минкаиловна – в отделе по работе среди женщин обкома ВКП (б).

В 1937 году, когда нагрянула беда репрессий, в семье Эмирбековых было уже четыре дочери – Искра, Роза, Ася, Галя.

Зоя делала все возможное и невозможное, чтобы отвлечь мужа от мрачных мыслей, старалась убедить в беспочвенности обвинений в его адрес. Хабиб немного успокоился, а однажды даже повел ее в кино.

Они возвращались после фильма, взявшись за руки, как в студенческие годы. Вдруг кто-то преградил им дорогу.

Эмирбеков, вы арестованы! – раздался голос. Зою грубо оттолкнули. Двое скрутили Хабибу руки, а третий стал его обыскивать. Зоя шла за ними до самых ворот НКВД, требуя освободить незаконно задержанного мужа.

Подавленная, пришла она домой. Здесь все уже было перевернуто вверх дном. Шел обыск, дети загнаны в угол, младшие плакали. При виде матери заплакали и старшие. Работник НКВД Алиев, возглавлявший группу, приказал Зое не двигаться с места.

На другой день Зоя Минкаиловна написала жалобу-протест в обком ВКП(б) и начальнику НКВД ДАССР Ломоносову.

Искра училась тогда в пятом классе Махачкалинской средней школе N 1. Шел урок истории, когда в класс зашел директор с листком бумаги в руках. Зачитал фамилии трех учеников и попросил их выйти к доске. Искра, услышав свою фамилию, тоже вышла. В классе зловеще прозвучало: “Дети врагов народа”… Дома Искра застала тетю Асват – жену Дибира Саидова. Семья Эмирбековых и Саидовых дружили. Женщины плакали, поэтому о своем горе Искра промолчала.

Ночью дети проснулись от крика матери. Двое мужчин в военной форме уводили ее. Девочки пытались вырвать плачущую Галочку из рук матери, но не смогли: Мать вместе с ребенком затолкали в черную машину, стоявшую у ворот. Искра и Роза только услышали из отъезжающей машины крик матери: “Искра, напиши в Ахты!”. Но тут подъехала другая машина, и четверо мужчин принялись выносить вещи из квартиры Эмирбековых. Детей вышвырнули на улицу. Вещи увезли, а квартиру опечатали. Уезжая, работники органов предупредили соседей, чтобы “детей врагов народа” никто не смел приютить. Шел проливной дождь. Девочки стояли в подворотне, дрожа от холода. Соседка Сиануш Григорьянц подозвала Искру.

– Деточка, я вам постелила в подвале, идите туда и никому ни слова!

В подвале были крысы. Перепуганная Искра все время держала Асю на руках и не давала спать Розе. На второй день кто-то подбросил в подвал сено, а дядя Мартирос – муж тети Сиануш – починил двери, чтобы не продувало. Так прошла неделя.

Артистка Роза Гуранишвили, жившая в том же дворе, направила Искру к своему брату, который работал в кафе. Так Искра стала посудомойкой и кормилицей младших сестер.

Прошло три месяца. Зою выпустили из тюрьмы. Девочки не сразу узнали в этой измученной женщине свою мать: лицо было в кровоподтеках, зубы выбиты. Позже выяснилось, что ей повредили печень и отбили почку.

Семью Эмирбековых постигло новое горе – умерла Галочка. После похорон дочери Зоя поехала в Москву за помощью к М.И.Калинину. Деньги на дорогу собрали соседи.

Поездка помогла. После возвращения из Москвы Зое удалось устроиться на химзавод, где семье выделили одну комнату. Теперь все свободное время после работы Зоя Минкаиловна проводила возле ворот тюрьмы с надеждой узнать хоть что-нибудь о Хабибе. На прилегающих улицах и возле тюрьмы всегда было много народу. Как-то прошел слух, что партию заключенных будут на днях этапировать. Родственники, близкие, члены семей арестованных несколько дней ждали у ворот тюрьмы.

Однажды из них вывели обросших Мужчин в лохмотьях. Они шли медленно, многие хромали, к подошвам босых ног было привязано что-то вроде картона. Дети не узнавали своих отцов. Зоя закричала: “Хабиб! Девочки, вон ваш отец!” Дети побежали к отцу, но толпа оттолкнула их назад. Вокруг плакали, кричали. Хабиб крикнул жене и детям: “Не плачьте, держитесь стойко и верьте: мы – честные люди!”

Зоя долго болела после побоев в тюрьме. Необходима была операция, но о себе она не думала. “Я должна найти Хабиба, – думала она. – А еще надо воспитывать детей”.

Роза и Ася хорошо учились в школе, но клеймо “дети врагов народа” не давало им поднять голов. Искру нигде не принимали на работу. Ей пришлось сменить фамилию, только после этого удалось устроиться на заводе “Рефрижератор”.