Сакалиба

объясняет и поведение венецианских работорговцев, как мы видим его в источниках.

Оставив в значительной степени торговлю ломбардскими и северными невольниками,

первые из которых подпадали под действие заключенных городом соглашений, а вторые

ввозились иностранцами, скорее всего, иудеями, венецианцы обратились к другому

региону, способному поставлять много рабов - к отделенным от них Адриатическим

морем славянским землям. Документальное свидетельство того, что именно последние

составляли основной резервуар, из которого венецианские работорговцы получали

невольников, содержится в анализируемом ниже акте 960 г. о запрете на работорговлю, в

котором Далматия и Истрия предстают как основные поставщики рабов для Венеции

[207,с. 20;584,с. 371].Работорговля в это время процветала в южнославянских землях

вследствие междоусобиц среди славян. Как и в балтийском регионе, продажа пленников

была едва ли не самым удобным и доступным каналом получения золота и товаров. По

К.Иречеку, <рабы продавались после каждой войны между племенами, а равно и после

всякого успешного грабительского набега по суше и по морю> [401, с. 95], а от

Константина Багрянородного мы узнаем, что в числе подарков, посланных сербскими

князьями Мунтимиром, Строимиром и Гойником болгарскому хану Борису-Михаилу,

первое место занимали два раба [ 14, с. 143]. Тот же автор упоминает, кстати, и о торговле

между славянскими землями и Венецией, говоря, что последнюю посещали хорватские

купцы [14, с. 139]. О происхождении ввозимых в Венецию невольников сведений мы

почти не имеем; скорее всего, среди них встречались представители всех народов,

населявших тогда территорию, которую мы сегодня назвали бы бывшей СФРЮ.

Й.Хоффманн предполагает, что среди рабов особенно много было сербов [488, с. 167], но

явно неправильно интерпретирует Константина Багрянородного: на самом деле,

император, объясняя псевдоэтимологию слова <серб> (servus), говорит о том, что сербов

ромеи называли так потому, что они служили когда-то византийским правителям [14, с.

141], а не о том, как считает этот ученый, что их продавали в рабство в города Далматии.

Что касается продавцов живого товара, то среди них особое место занимали нарентане, известные своими пиратскими рейдами в Адриатике и нападавшие также и на

сопредельные славянские народы. По мнению ряда историков, именно к нарентанам

относится известный фрагмент хроники Андреа Дандоло (1306-1354), где автор говорит о

венецианских купцах, которые, движимые алчностью, скупали невольников у пиратов и

разбойников [590, с. 13; 488, 172; 189, т. 12, ч. 1, с. 158]. Скупка невольников была, судя по

всему, важным каналом поступления новых рабов в Венецию, однако существовали и

другие пути их приобретения. Венецианцы могли при случае и сами напасть на

славянские корабли и земли и увести с собой пленников. Так, в 996 г. Бадоарио Брагадино, посланный дожем Пьетро ОрсеолоН (991-1008) против хорватов, захватил остров Лиссу, а

взятых при этом пленных отправил в Венецию [71, с. 153; 189, т. 12, ч. 1, с. 197]. Сходным

образом, надо полагать, поступали и частные венецианские охотники за рабами, для

которых восточное побережье Адриатики в условиях набегов мусульманских пиратов на

центральные и южные районы Италии представляло собой менее опасную зону действий.

Кому поставляли венецианцы невольников? Сведения о торговле Венеции, да и вообще

итальянских городов с Востоком, которыми мы располагаем сейчас, крайне неполны и по

сути исчерпываются несколькими упоминаниями, которые для VIII и IX вв. приведены

выше. Почти при всех упоминаниях контрагентом итальянцев выступает Северная

Африка. Картина не изменяется и в X в. В 972 г., когда в Венеции были введены

ограничения на торговлю с сарацинами, в порту были арестованы три корабля, из которых

два отправлялись в ал-Махдиййу и один в Триполи [207, с. 28; 584, с. 374]. Между тем нет

ни одного свидетельства торговых связей Венеции с мусульманской Испанией" ;

собственно говоря, и связи других итальянских городов с Андалусией не представляются

особенно развитыми - амальфитанцы, например, появились в Испании лишь в 942 г., да и

то не как работорговцы [120, с. 278, 285]. Приводимое в свидетельство о том, что папа

Пасхалий I (817-824) разыскивал угнанных в рабство христиан и обнаружил некоторых из

них в Испании [150, с. 52], вряд ли можно считать доказательством существования

торговых связей между Италией и мусульманской Испанией, так как невольники были

скорее жертвами испано-мусульманских пиратов, предпринимавших в то время рейды на

Сардинию и в другие районы Средиземноморья. Наличие сведений о торговле Венеции с

Африкой и отсутствие таковых в отношении торговли с Андалусией, думается, вряд ли

случайно. Исторический контекст, в котором развивалась торговля Италии с

мусульманским миром в тот период, также говорит в пользу более тесных связей с

Африкой. Данные о торговле между Италией и Северной Африкой появляются уже в

середине VIII в., во время, когда Андалусия переживала период внутренних смут и

хозяйственного упадка. В IX в. североафриканские мусульмане вторглись в Италию,

создав себе ряд баз (Сицилия, Бари, Гарильяно), и заняли намного более сильные позиции

в регионе, чем андалусцы. Отсюда следует, что связи венецианцев с североафриканцами

появились раньше и имели лучшие усло-

12*

вия для развития, чем предполагаемые связи венецианцев с андалусца-ми. Более того, венецианцы, разумеется, знали о вражде между испанскими Омейядами и правителями

Африки - Аглабидами и впоследствии Фатимидами. Мне представляется весьма

вероятным, что венецианцы могли не развивать отношения с мусульманской Испанией

намеренно, понимая, что это приведет к ухудшению их отношений с более важными для

них партнерами-североафриканскими и, возможно, сирийскими государствами. Такую

мысль уже в начале XX в. выдвинул Х.Кречмайр. Анализируя фрагмент хроники Андреа

Дандоло, где автор сообщает, что дож Пьетро Орсеоло 11, придя к власти в 991 г.,

отправил посольства всем мусульманским правителям, чтобы продемонстрировать свое

желание иметь с ними дружеские отношения, Кречмайр замечает, что имелись в виду,

скорее всего, египетские Фатимиды и правители Алеппо, Дамаска и Сицилии, в то время

как посольства в Кордову и Багдад могли и не посылаться [513, с. 129]. Учитывая

исторические условия того времени, считаю предположение Кречмайра вполне

оправданным.

Положение о том, что торговля и политика Венеции ориентировались на Северную

Африку, означает применительно к нашему исследованию, что поток невольников, в том

числе и сакалиба, направлялся из Венеции не в Андалусию, а в Магриб и Египет. Из этого, в свою очередь, вытекает, что Северная Африка имела по сравнению с Андалусией еще

один канал поступления невопъншов-сакалиба - венецианский. Впоследствии это

обстоятельство сыграет определенную роль в истории рабоъ-сакалиба в исламском мире, но к рассмотрению данного вопроса мы вернемся несколько позже.

Говоря о работорговле рахданитов, мы останавливались, в частности, на том, какие

преграды стояли на ее пути и как их удавалось преодолевать или, лучше сказать, обходить.

Меры против работорговли принимались и в Венеции. В 876 г. дож Орсо Партичипацио I (864-881), собрав ассамблею духовенства и народа, провозгласил, что венецианцам

запрещается торговать рабами и даже брать их на борт кораблей под страхом строгих

наказаний [189, т. 12,ч. 1,с. 159]. Другой декрет о запрете работорговли появился в

середине X в. В отношении его датировки единого мнения у специалистов пока нет:

издатели Г.Та-фель и Г.Томас полагали, что речь шла о двух декретах, 945 и 960 гг. [207,с.