Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Как романтично, - с иронией проговорил Жанно.

- Мне интересно, что это были за вещества. Увы, все формулы утрачены, а Левенвольды, которые живут ныне, не имеют никакого отношения к тем самым, отравителям, и, естественно, ничего не знают, - быстро и увлечённо рассказывал барон Фитингоф. - Я бы очень дорого отдал за их рецепты. Впрочем, мне под большим секретом передали один... Сейчас я пытаюсь сделать этот яд.

- Можно взглянуть на формулу? - спросил Лёвенштерн.

Бурхард протянул ему листок, исписанный выцветшими чернилами.

- Это не очень сильный яд, - сказал Жанно. - Может убить только человека, чей организм уже ослаблен каким-то недугом.

- Может быть, он и не очень сильный, - со значением произнес Фитингоф. - Но зато к нему нет противоядия.

- Вы уверены? По-моему, противоядия нынче ко всему изобрели, - Лёвенштерн сунул нос в пробирку, увидел какую-то мутноватую жидкость, ничем, впрочем, не пахнущую. - Как он реагирует на вино?

- Сейчас проверим, - барон капнул две капли яда из пипетки в бокал бордо. Взболтал. Цвет не изменился. - Отличная штука для отравления на званых обедах. А противоядия от него не бывает, я сам проверял. Нам, как вы понимаете, такие вещи очень нужны.

- Он действует на печень, - снова проглядел глазами формулу Лёвенштерн. - Вызывает рвоту, жар, бред... Интересно, а если состав немного улучшить? Что будет?

- Займитесь этим, - предложил Бурхард. - И, кстати, когда поедете к моему beau-frer'у, сообщите ему о моём яде.

- Ему-то зачем?

- Я думаю, графу есть кого травить, - уклончиво произнес он, и опять что-то лисиное появилось в его остром, обожжённом южным солнце лице.

Лёвенштерн надолго задумался, как же ему улучшить эту формулу, но, решив заняться этим на досуге, поехал с образцом полученного яда, которого назвали "левенвольдовским", к Ливенам.

У Дотти роды были должны начаться уже скоро, но она передвигалась по дому довольно легко. Поэтому приняла Лёвенштерна сама.

- Кристоф приедет с минуты на минуту, - проговорила она. - А что это ты нам принёс?

Жанно улыбнулся. Почему-то в невысказанности своей любви он видел большое благо. К тому же, он действительно ухаживал за Эмилией Лилиенфельд и думал: "Женюсь, как все, и всё будет хорошо".

- Это яд.

Доротея расхохоталась:

- Ты так непринужденно об этом говоришь, что это даже мило! Анекдот, право, расскажи кому - не поверят: к вам приходит гость и протягивает флакончик с ядом - угощайтесь, мол, дорогие хозяева.

Лёвенштерн тоже улыбнулся, причём довольно сдержанно.

Дотти приняла флакон у него из рук, осмотрела его пристально.

- Что он умеет?

- Разрушает печень и желудок. Но только в больших концентрациях, - отвечал её кузен. - В малых практически безвреден для абсолютно здоровых людей. Зато к нему нет противоядия.

- Ерунда какая-то, - резко высказалась Доротея. - Как ты предлагаешь скормить человеку яд в больших концентрациях? Всё равно придется смешивать с вином или пищей.

- В зависимости от того, кого нужно отравить, - произнес Лёвенштерн. - Впрочем, я догадываюсь, кого.

- Да, именно его. Однако ж, я думаю, не бывает ядов без противоядия, - задумчиво заметила Доротея.

- Оптимистка, - улыбнулся Лёвенштерн.

В его лице Дотти на миг увидела какую-то не свойственную ему мечтательную задумчивость, которая её несколько насторожила.

- Говорят, что ты женишься на девице Лилиенфельд. Это правда? - спросила она.

- Не знаю, - вздохнул Жанно.

- Ты её любишь?

- Я люблю одну женщину, - прошептал он, глядя графине в обворожительные зелёные глаза. - Давно люблю.

- Наверное, это будет очень нагло с моей стороны спрашивать тебя о её имени, - сказала Дотти.

Лёвенштерн побледнел под летним загаром. Что ж, его вынуждают признаться...

Но, к счастью, тут объявился сам граф Кристоф вместе со своим заместителем Волконским. Быстро подали на стол, а за ужином речь уже пошла о делах. Когда Лёвенштерн продемонстрировал флакон с ядом, Ливен презрительно фыркнул - чего доброго может придумать этот Фитингоф? Волконский же заинтересовался.

- У нас есть повод опробовать эту субстанцию в действии, - проговорил князь Пётр, - Скоро будет обед у государя. Я передам этот яд графине Нарышкиной, и она его подольёт в кушанье князю Адаму.

- А она сможет, не перетравив заодно всех остальных? - с сомнением посмотрела на него Дотти.

- Сможет, - сдержанно, одними уголками рта улыбнулся Волконский. - Её посадят рядом с ним. Я видел списки.

Доротея аж захлопала в ладоши. Её муж проговорил серьезно:

- Ну, может быть, он и не умрёт, но кто знает...

После того, как ужин был закончен, Волконский поехал обратно к себе, прихватив флакон. Доротея сказала, что ей надо прилечь, и поднялась в спальню.

- Я когда-то слышал про Левенвольда, - сказал Ливен. - У него было множество перстней с ядами. Один другого страшнее. Самый ужасный хранился в перстне с чёрным камнем.

Левенштерн невольно посмотрел на свои пальцы. У него на указательном пальце левой руки как раз и был надет такой, золотой с чёрным ониксом. Но никакого яда он в себе не заключал.

- От этого яда у человека выпадают все волосы, - продолжал Кристоф. - Он испытывает безотчётную тоску. Потом у него лопаются глаза, распухает язык, застревая в гортани, и он умирает.

- Сулема, - проговорил Жанно. - Безболезненный убийца.

- Даже если это и был бы тот самый яд, то я бы его не использовал - промолвил граф.

- Почему? Он же убивает наверняка.

- Потому что он безболезненный, - произнес Ливен жестко. - Я не хочу, чтобы Аспид помер, как невинный голубок. Пусть он неделями выплёвывает свои внутренности с кровью и орёт от боли. Такая его смерть меня устроит.

Жанно даже поёжился от таких слов. Какой кошмар!

- А вообще, ядом могут убивать только женщины. Левенвольдов мой дед за то и презирал, что они были отравителями, а не убивали мечом, как подобает потомкам рыцарей Чёрного Креста, - проговорил Кристоф, вспоминая те же рассказы его учителя, пастора Брандта.

- Вы как предпочитаете убивать?

- Как мужчина, - ответил он. - И если Адам выживет, я встречусь с ним на поединке. Когда-нибудь.

Через два дня, двадцатого сентября, Дотти произвела на свет, немало помучившись в долгих схватках, сына, крещённого Александром - и ещё четырьмя родовыми именами Бенкендорфов и фон Ливенов. Как раз в эти же дни Пруссия начала воевать с Бонапартом. И война была совсем неудачной. Место канцлера по рекомендации Марии Фёдоровны, на которую, в свою очередь, повлияла фрау Шарлотта, занял барон Андреас фон Будберг, ничем не примечательный, уже пожилой остзеец с весьма посредственными дипломатическими способностями. И это назначение только подлило масла в огонь вражды между придворными.

***

- "Она была как раз то, что нужно путешественнику...". "Когда я увидел её, то подумал, что знаю её всю свою жизнь..." Ненавижу! Подлый развратник! И ты называл меня единственной! - графиня Аннет Мантейфель, любовница Алекса, которую он себе завёл в утешение, нашла его дневник и была вне себя от негодования. Сам барон созерцал её приступ гнева холодными, равнодушными глазами. Он только что вылез из ванны, накинул шёлковый халат, и вид полуголой дамы, бушующей в припадке ревности, его весьма забавлял. Сия графиня ему не очень-то и нравилась - во время соития, произошедшего незадолго до обнаружения ею дневника, лежала бревном, вечно расспрашивала его о том, действительно ли она красива, да и вообще думала, что титул ей слишком многое дает.

- Что ты молчишь, чурбан? - женщина обожгла его взглядом светло-карих глаз. - Обманщик! И я тебе отдалась?! Может быть, ты уже наградил меня дурной болезнью, которую подхватил от своих татарок?

- Милая. Я здоров. А что касается записей... - начал Алекс, кляня себя за неосторожность. Оставить заветную тетрадь на самом видном месте - это надо до такого додуматься! Точнее, совсем отключить мышление. Но в пылу страсти, когда ниже живота всё горит и вздымается, о таких вещах как-то не думаешь.