Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Как ты думаешь, что он хочет на самом деле? У меня есть предположения на этот счёт... - Кристоф радовался, что его супруга наводила его на верные мысли своими советами.

- Он? Власти, конечно, - холодно произнесла Дотти. - Только князь Пётр её не получит. Ибо тягаться с таким матерым интриганом, как Чарторыйский, у него мозгов не хватит.

- Его можно использовать.

- Не уверена. Пусть уж гибнет сам.

Кристофа сначала очень возмутил ответ его супруги. Вообще-то князь ему друг. Это и высказал Доротее, не упомянув о том, что Екатерина Павловна нынче тоже присоединилась к их партии.

- Нам следует ждать, - повторила графиня. - Если твой так называемый друг начнёт зарываться... - она выразительно посмотрела на мужа. В её зелёных глазах блеснуло то, что всегда пугало его в ней. Действительно, леди Макбет, он не ошибся. Готова на всё. Хоть бы не стала его толкать на убийство князя Долгорукова. До этого он не скатится.

Они помолчали. Потом Кристоф заговорил, в сущности, ни к кому не обращаясь:

- Я был на войне. Там всё просто - вот враг, вот твоя винтовка - стреляй. Здесь - лабиринт. С ловушками. Я не могу просто так взять и убить князя Адама. Ты давеча говорила, он штатский, мы военные, поэтому мы сильнее. Нет. Это ещё не значит, что он не способен драться. Но он не будет.

- Скажи, кто у нас? - прервала его рассуждения жена.

- Ты, я, Штрандманн, Алекс, Лёвенштерн, Карл, Уваров, Долгоруков, Нарышкина, - перечислил он. - Может быть, ещё кто присоединится.

- А сколько у Чарторыйского?

- Половина Польши, - Кристоф обречённо закрыл глаза.

"Ничего. У нас скоро будет вся Ливония. И русских не понадобится", - подумала Дотти.

Они уснули оба в одной позе - лёжа на спине.

ГЛАВА 5

Санкт-Петербург, июль 1806 года.

- Если бы я тогда успел, всё бы пошло по-другому, - князь Чарторыйский пустил свою лошаль шагом, чтобы сравняться с племянницей.

Они совершали конную прогулку по Екатерингофскому парку и разговаривали о польском восстании Девяносто четвёртого года. О слабых и сильных властителях. О судьбе многострадального польского народа.

- Ты бы победил русских? - Анжелика поправила вуаль и взглянула на родственника.

- Сомневаюсь. Но я бы нашёл выход. У меня был план бескровной революции. Мирного прихода к власти, - задумчиво отвечал Адам. - Но увы. Меня арестовали в Брюсселе. Я видел, что за мной следят. Еле успел сжечь все бумаги, как за мной пришла полиция. Обращались там со мной хорошо, - он усмехнулся, - Не русские же. И не немцы. И, к тому же, они хотели не наказать меня, а задержать. С чем успешно справились.

Анжелика вновь попыталась вспомнить эти серые дни. Когда на юге города грохотали пушки, пахло пожарами и на улицах убивали людей. Почему она, сколько не силится, не может толком вспомнить, как вернулся её дядя, как убили её отца? Только похороны всплывают в памяти. Только тонкая, сильная рука, сжимающая её детские хрупкие пальчики. Это всё, что осталось у неё в памяти. Но, может быть, сознание намеренно изъяло эти эпизоды из ряда воспоминаний?

- Я удивлена, что тебя не поймали русские, - проговорила княжна. - И не бросили в крепость.

- Было хуже. Екатерина Кровавая затребовала нас с Константином во дворец. Из нас хотели сделать лояльных престолу псов, - жёстко произнес её родич, - Но я никогда не забывал, кто я таков. И боялся за вас с Юзефом и Анжеем. Но вы не забыли, что вы Пясты. В отличие от Потоцких, Четвертинских, Ожаровских и прочих предателей.

- Ты нашёл людей, которые ранили тебя и убили отца? - внезапно задала вопрос Анжелика.

Князь отрицательно покачал головой, глядя куда-то вдаль, словно увидев нечто над верхушками тихих сосен. Лошадь его, привыкшая к более быстрой езде, шла, понурив голову.

- Я найду их, - проговорила она.

- Бесполезно. Они наверняка и так уже мертвы, - негромко возразил Адам. - Их казнили. Или выслали в Сибирь.

Они достигли окраины парка. Спешились, привязали лошадей, оставив их мирно пастись, и пошли пешком. Кроме них, никого из гуляющих не было видно на этой уединённой аллее, в час перед закатом, поэтому они взялись за руки.

- Странно, - произнесла девушка после долгого молчания, - Я не помню себя в семь лет. Я не помню того, что случилось. Иногда мне вообще кажется, будто я всю жизнь спала и проснулась только недавно.

- Ты счастливая, - в чёрных глазах князя, обрамленных густыми длинными ресницами, которым бы позавидовала любая дама, отразилась потаённая боль. - Я слишком хорошо всё помню. Лучше всего запоминается унижение. Бессилие. Когда меня ранили и я шёл по родному городу в поисках дома, боясь того, что от дома нашего ничего не осталось, кроме дымящихся руин, я был счастлив тем, что умру до того, как меня заклеймят предателем. Я не умер, - жёсткая усмешка застыла в уголках его губ. - Я ещё долго не умру.

- Я не знаю, что буду делать без тебя, - Анж страшно хотелось заплакать, но она пересилила себя и пылко продолжила:

- Пойми, Адам, ты для меня всё. Отец. Муж. Любимый. Наставник. Хозяин.

"Господи, зачем же я её приручил!" - подумал он, глядя в её горящие глаза, - "Куда мне с ней теперь? Жениться? Нас не повенчают, времена нынче другие. Выдать замуж? Нет, я умру, представляя её с другим. И продолжать так нельзя - пойдут слухи, и всё обернется против меня". Адаму казалось, что почти год назад, овладев этим обворожительным телом, которое он так давно желал, - даже ещё раньше, с тех пор, как из нескладной девчонки начала рождаться Венера Медицейская, "дама мастера Леонардо", он выпустил из клетки опасного зверя - пантеру, бесшумно двигающуюся на мягких лапах и нападающую на свою добычу исподтишка. И ныне он сожалел об этом. Князь пугался силы чувства, охватившего его племянницу. После того, что случилось во время визита государя в Пулавы, Адам ожидал всякого - что Анж его возненавидит, навсегда оборвет с ним всяческие контакты. Он уехал вместе с императором на войну и втайне надеялся, что убьют его. Но погиб не он, а мальчик Юзеф. Погиб, сражаясь за москалей, в рядах Гвардии его вероломного друга. Слишком много жертв русской короне он принёс. И ничего не получил взамен. Жизнь его, так много обещавшая в самом её начале - ведь Адам был любимым сыном, наследником, красивым, ловким, смышлёным мальчиком, которого готовили в короли, в великие люди, - к середине своей превратилась в мелочную грызню. Только вот эта красавица с ледяными глазами её покойного отца и очарованием её бабки-ведьмы послана ему в утешение. Но она его родная племянница...

- Зачем ты так говоришь? - печально произнес князь Чарторыйский.

- Потому что это правда, - сверкнула она глазами. - Я выросла без отца. Я никого не любила и не желала, кроме тебя. И ты научил меня твердости. И любви к своей стране.

Адам обнял её. И ему захотелось плакать по сентиментальным причинам. Но её глаза выжигали калёным железом цинизм, злобу, равнодушие, толстой коркой покрывшие его сердце.

- Давай не будем об этом. Любимая, - князь поймал рукой выбившийся из её прически локон.

Анжелика покорно замолчала, запоминая прикосновения его горячих рук к коже, его запах, звук его голоса. Чтобы никогда не забыть. Даже в разлуке.

...Ночью между ними состоялся разговор.

- Ты почему не спишь? - прошептала она, перевернувшись на бок. С некоторых пор они и постель делили, как супруги.

- Я вспоминаю, - он отодвинулся от Анж - было жарко, а тело её грело дополнительно, словно печка. - Ей было бы нынче семь.

- Кому? Твоей дочери?

- Да, - вздохнул он. - И моей надежде.

Анжелика застыла. Один план пришел ей на ум. Династическую унию может обеспечить и она. Родив от государя. У неё получится здоровый мальчик, которого княжна сможет уберечь от всех врагов.